Элиза была очень похожа на своего отца, хотя он ей не был ей родным. В 14 лет она поступила в университет имени Гумбольдта и к 17 годам окончила его, а после окончания института стала работать в клинике своего отца. Она была такой же жестокой и властной, как он. Не терпела, если ей кто-то отказывал, была готова на любую подлость. При этом улыбка никогда не пропадала с её лица, как и с лица Менгеле, она была всегда в хорошем расположении духа, могла подойти на улице к любому человеку и поцеловать его. Вообще неадекватные поступки часто преобладали в её поведении. Один раз она вышла на улицу голой и минут 10 ходила перед воротами больницы, пока это не заметил сам доктор Менгеле, однажды она устроила оргию с тремя солдатами СС в подсобке больницы, когда она была в гостях у своей подруги и они поссорили, Элиза публично дала ей пощёчину, плюнула в неё и ушла без куртки и обуви зимой, предварительно улыбнувшись испуганному мужу подруги, и, сказав: «Пока, красавчик!».
Отличало её от отца её распутное поведение и тяга к разврату. Ртайштайн никогда не встречал более пошлого человека, чем Элиза, даже проститутки, и те, вели себя более скромно. Ей было без разницы: когда и с кем, главное, чтобы это произошло. Она всегда одевалась во что-то лёгкое и откровенное, не носила нижнего белья, а когда не видел отец могла ходить и полностью голой. Элиза никогда не понимала, почему отец всегда предпочитал носить форму СС, никогда не опаздывал, не переедал, не пил, был таким идеальным.
Возвращаясь с работы, Даниэль часто специально проезжал мимо страшной больницы, которую недавно обнесли колючей проволокой и поставили почти 20 солдат охранять её. Один раз он видел самого Менгеле, который, как всегда, с улыбкой на лице встречал новую партию несчастных, которых ждала страшная долгая и мучительная смерть. Ртайштайн притормозил, и доктор его заметил. Он улыбнулся ещё шире и поднял руку в знак нацистского приветствия. Ртайштайн со всей силы надавил на газ и свернул на дорогу, ведущую к дому. Он не мог заснуть всю ночь и думал, о том, как правительство Германии, которое сделало столько хорошего для простого населения, допускает существования «Energie Gesundheit». Ртайштайн верил в идею расового превосходства, восхищался Адольфом Гитлером, чей огромный портрет повесил у сея в кабинете, считал Гиммлер своим наставником, но после знакомства с Менгеле после того, как Ртайштайн увидел, на что способен этот жестокий человек он не мог не усомниться в правильности пути, который выбрала Германия. Он любил свою Родину и не хотел, чтобы её ненавидели другие. Он думал об этом каждый день и не мог простить правительству, что под их прикрытием существует проклятая больница, где с людьми делают на столько страшные вещи, что если бы о них узнал весь немецкий народ, правительство было бы свергнуто, а Менгеле казнён.
Но Менгеле был нужен правительству, ведь на таких, как Менгеле и держалась диктатура Гитлера. Ртайштайн задумывался об этом, но всегда прогонял подобные мысли, толи не понимая этого, толи не желая понимать.
В ночь после спасения Вилли Литценберга Ртайштайн решил опять проехать мимо клиники Менгеле. Ночью она казалась такой спокойной, тихой, даже бравые унтершарффюреры СС мирно дремали, опёршись о стенку, да и их командир, не обращая на это внимания, спал в своей машине. Неожиданно на втором этаже загорелся свет, и показались две человеческие фигуры. Ртайштайн не мог понять кто это, но ему было слишком интересно узнать, что же сейчас там происходит, поэтому он молча стоял и глядел на фигуры, которые практически не двигались, а одна из них время от времени размахивала руками. Ртайштайн хотел спать, но происходящее в этих страшных стенах не давало ему покоя. Он не мог шевелиться, не мог завести машину, ему было как-то до отвращения неприятно и даже немного страшно. Наконец свет погас, Ртайштайн завёл машину и поехал домой.