…Лапаногов в тот же день выторговал у столоначальника откуп на лес для постройки зданий горной канцелярии и назавтра уехал по деревням для найма мужиков.
Лес лесом, а в мыслях у Егора Андрияновича по прежнему крепко сидело золото, по которому «ходил» сынок купца Ситникова.
Джигмит Ранжуров за сплав по Амуру был произведен в чин зауряд-хорунжего. Санжи Чагдурову к серебряным галунам на рукавах добавили галуны на воротнике — стал пятидесятником. Ранжуров, имея офицерское звание — хотя и зауряда, — надел серебряные эполеты и получил темляк к шашке.
В улусе все дивились. Как не дивиться… Увезли Джигмита в Иркутск в колодках, а вернули в серебряных эполетах.
В Нарин-Куидуе только-только управились с сенокосом, как из Кяхты прибыл конно-нарочный с приказом: «Зауряд-хорунжему Джигмиту Ранжурову при строевом коне и полном вооружении прибыть на сборный пункт Верхнеудинского казачьего полка для отбытия на учебную службу в Оренбургское войско на два года. С собой велено иметь команду из пяти казаков, «умственно вполне пригодных и к строевой службе способности оказывающих».
Цырегма в слезы: «Не езди, откажись! Что я без тебя? С тоски пропаду. То на Амур ходил — ждала, теперь — на новый край света… Хозяйство порушится без хозяина». Взяла на руки Цыремпила: «Куда я с ним? Без отца растет».
Старик Ранжур стукнул кулаком по сундуку, на которое сидел:
— Цыть! Как это — «не езди, откажись?» Ведь он у нас, дура, офицерского звания!
Ранжур гордился сыном, его офицерским чином.
Балма, узнав об отъезде брата, вздохнула:
— И когда этому конец будет? Опять мне на всех вас спину гнуть?
— Ничего, сестра, потерпи, — усмехнулся Джигмит невесело. — Жениха привезу тебе… из оренбургских.
— A-а, жениха! — Балма сплюнула. — Только вези урода, а то сбежит от меня.
— Без меня проведывайте мать Цыцикова. Не оставляйте старуху без присмотра. Коня Очиркина строевого сберегите. Добрый у него конь. Если старуха не в силах за ним досмотреть, поставьте в мою конюшню.
— Неужели веришь, что Очирка вернется?
— Всяко бывает. Позже появившиеся рога лучше рано выросших ушей.
— Себя береги там… в чужом краю.
В Верхнеудинском полку на сборном пункте формировались первые две учебные команды забайкальцев для отправки в Петербург и Оренбург.
В город приехал Николай Николаевич Муравьев, лично пожелавший проследить, как идет исполнение его приказа.
Весной Муравьев и Ахтэ докладывали царю о положении в Восточной Сибири в присутствии наследника-цесаревича Александра и военного министра.
Николай, рассмотрев карты экспедиции Ахтэ, сверил все, что было нанесено, с параграфами Нерчинского трактата. Посмотрел на Муравьева:
— Что же, генерал, выходит так, что все пространство Приамурья, которое лежит от реки Бурей к морю, это наше?
— Да, ваше величество! Дерзаю настаивать на занятии залива Де-Кастри и соседнего с ним озера Кизи. Взгляните, ваше величество, на карты. Стратегически выгодно нам…
Николай повернулся к военному министру:
— Так и снеситесь об этом с китайцами.
Подозвал к себе Муравьева.
— Все это хорошо, отменно, — заметил царь, указывая по карте на Сахалин и Амур, — но я ведь должен посылать защиту для всего этого из Кронштадта.
— Можно и ближе подкрепить, ваше величество, — ответил Муравьев, проведя пальцем от Забайкалья по Амуру.
— Ах, Муравьев, Муравьев! — не преминул воскликнуть Николай. — Ты когда-нибудь с ума сойдешь от Амура.
— Ваше величество, сами обстоятельства указывают этот путь.
— Ну, так пусть же обстоятельства к этому и приведут! — Царь рассмеялся, ударяя генерала по плечу.
Это было уже вполне определенное отношение Николая I к осуществлению векового права России на свободное плавание по Амуру. Муравьев облегченно вздохнул. Дворцовые интриги против него как будто теряли свою силу…
— Много ли, генерал, потянешь с меня денег? — спросил государь.
— Не так уж много, обойдусь забайкальским золотом… если, ваше величество, будете так милостивы к нашему войску, и разрешите пользоваться этим золотом…
— А чем располагает министр финансов?
— Министр, ваше величество, полагается на тридцать пудов карийского золота.
— И что же? Ему этого достаточно? Мало? А сколько вам необходимо?
— Государь! Намоем на Каре сто пудов. У министра я не попрошу ни одного золотника.
— Вот это ты славно, голубчик! Порадовал ты меня. А я уж боялся, что ты с министерства нашего потянешь.