После возвращения с Мариенбадских вод Муравьев беседовал с директором азиатского департамента тайным советником и, между прочим, полюбопытствовал: «Нет ли надобности из-за сношений с Китаем побыстрее вернуться в Иркутск?» Тайный советник преспокойно ответил: «Нет, ничего. Спешить не надо».
Генерал, забыв думать об интригах, отъехал в гостиницу и с месяц пребывал с женой в преотличном настроении, предаваясь безмятежному отдыху. И вдруг из Иркутска пожаловал курьер с экстренным донесением о том, что китайские уполномоченные скоро будут в Маймачене «для трактования границы по Амуру в связи с русской нотой».
Взбудораженный столь неожиданной вестью, Муравьев поспешил к тайному советнику за разъяснениями. Тот принялся вспоминать все разговоры-переговоры о делах амурских и с трудом вспомнил, что русская нота была действительно послана китайцам с позволения государя.
— А кто же поведет с ними переговоры? — в раздражении спросил Муравьев.
— Очевидно, вы, — нехотя произнес тайный советник. — Впрочем, именно вам, генерал, поручено вести переговоры. Поезжайте к военному министру.
А зачем ехать? Царь же приказал министру: «Так и снеситесь об этом с китайцами». Ну вот и снеслись…
Муравьев шагал из угла в угол по гостиничной комнате, вздыхал, охал. Красные пятна ходили по его лицу. В ноте, составленной Нессельроде, опять какая-то путаница о русско-китайской границе. «Упрямо твердят о никогда не существовавших пограничных столбах на левом берегу Амура, а вот о пространстве севернее Уссури почти что умалчивается. Что же удивительного в том, что в иркутской депеше утверждается: китайцы сразу согласились ставить столбы по левому берегу Амура от реки Горбицы. Куда же смотрел государь? Почему не пресек вредоносные интриги? Вот уж странно».
Глава четырнадцатая
В Кижу приехал лама, собрал верующих, обрушил проклятия бурхана на старшину новокрещенных Буду Онохоева. Лама был бритоголов, с черными пронзительными глазами, сухощав и ловок в движениях. Он убеждал улусников в том, что Буда Онохоев смешал чистое благородное учение Будды с мутной водой преступной проповеди и что скоро наступит для него самого и для всех, последовавших за ним, тяжело переносимое страдание в этой и будущей жизни.
«Учение Будды, — продолжал лама, — это кладезь мудрости на пользу живых существ. Мудрость является в сердцах тех, кто думает о Будде в течение мгновения столько, сколько белых крупинок плавает в молочном океане. Эта мудрость утверждается посредством яркого луча безграничного сострадания и силой высшего благодеяния».
Из этой проповеди улусники поняли, что Буда Онохоев в Кижу не вернется. Из рук стражников главного тайши еще никто не вырывался.
Лама сообщил верующим, что он способен общаться с духами умерших и отсылать их в ад или рай. Все попадали на колени и стали молиться. Лама прошелся по лужайке, щелкнул пальцами и зашипел:
— Ше-ше-ше!
Похоже было, что он погонял ленивую лошадь. Его черные пронзительные глаза видели далеко. Он отыскал в толпе Норбо, сына улусного старосты, подошел, показал на него пальцем. Лама хлопнул в Ладони, поклонился. Набежали родственники Норбо, начали обливать его холодной водой. Норбо ежился, охал, но то и дело смеялся: после смерти ему предстояло жить в раю.
Лама стал произносить проповедь о доброте улусников, исповедующих учение Будды. Чтобы попасть в касту добрых, следовало почаще подавать подаяние, иметь под собой для сиденья только кошму или циновку, не иметь запаса пищи, иметь шерсти на одно одеяло, пользоваться тем, что имеется в мусоре, пребывать без крова в пустыне или под деревом, сидеть с подогнутыми ногами…
— В нашем улусе полно добрых людей, — переглядываясь, говорили старики. — Такую проповедь легко соблюдать.
Затем лама заговорил о различии понятий «стремление к богатству» и «стремление к обладателю богатства». Его мысли сводились к тому, что не нужно обладать богатством, что это греховно, но самый тяжкий грех падает на того, кто «стремится к обладателю богатства».
Старики попросили рассказать о теле Будды.
Лама охотно отвечал, что плечи у Будды широкие, туловище, как у льва. Имеет он все сорок зубов исключительно белых и ровных, глаза подобны сапфиру, ресницы, как у быка, язык длинный и красивы», лицо украшено невидимыми волосинками.
Лама еще долго перечислял достоинства тела Будды, и все устали его слушать.
Норбо, заметив в толпе Бутыд, пробрался к ней и шепнул:
— Выходи за меня замуж! Видела, как лама указал на меня пальцем? Я буду жить в раю и моя жена вместе со мной.