Дорога пошла под уклон, лошади, заупрямившись, перешли на галоп. Кучер бросил ненужные вожжи, поднялся с облучка, присел и прыгнул кореннику на спину. Тот рванул в сторону, сбивая и заваливая пристяжную.
Кучер тянул на себя изо всех сил вожжи. Тройка сбавила бег и встала у самой опушки леса.
Кучер снял с себя кушак, вытер мыло с коренника, завязал ему глаза тем же кушаком и спрыгнул на землю. Дампил тяжело дышал на мягких подушках, вытирал со лба обильно проступающий пот.
— Куда мы заехали, черт бы тебя побрал? — нахмурился Дампил.
— Слезай, мозглявый, рассчитаемся!
На Дампила смотрели в упор глаза, полыхавшие живой испепеляющей ненавистью.
— Слезай! Ну!
Крик подхлестнул Дампила, он неуклюже полез из экипажа, ища ногой подножку. Кучер сорвал с него саблю, швырнул в кипрейные кусты. Рябое лицо его кривилось, губы дергались…
Он велел сыну тайши вытащить штоф с водкой, разлить в фарфоровые пиалы себе и ему. Дампил исполнил беспрекословно все, что велел кучер.
— Помянем безвинно… убиенную из улуса Кижи… Бутыд Муртонову! Приняла муки мученические.
Дампил, подогнув ногу, ошалело мигал, раскрывая рот.
— Не было, не было! — замахал руками Дампил. — Наговоры на меня, врут завистники… прихлебатели. Не было, не было!
— Собственный запах человеку неизвестен. Скажи, кто ее бил кнутом?
— Не я, не я! Меня не было, ничего не знаю.
— Ноги следуют за головой…
— Ее били… Эти самые… из конторы.
— Кто? Да не мели вздор.
— Вспомню. Дай вспомнить. Ох, и напугался я! Будто сердце окоротало… А я не виноват. Любил я ее, как любил! Мог ли я ее ударить? Да при мне ни один волосок не упал бы с ее головы. А хлестал ее плеткой Гурдарма Ишеев. И… кто еще? Тогмитов Цыжип, с ним и Дарибазаров. Как его звать? Из памяти ушло, не вспомню никак.
— Большая собака залаяла, а за ней и маленькие!
Кучер выпил водку, не закусывая, долил еще в пиалу.
Дампил, опираясь рукой о стенку эпикажа, тихонько выл, предчувствуя для себя беду.
— Брось мяукать! Для лягушки нет океана больше ее болота. Буду я тебя казнить той же казнью… кнутом. Кнутобойцев насмотрелся на каторге, умею обходиться… Той же монетой отплачу тебе.
— По какому праву? — взвизгнул Дампил, размазывая слезы по лицу.
— Камень, брошенный тобой вверх, упадет на твою же голову!
— А-а-а! — закричал Дампил и побежал на кучера, то ли не понимая, что делает, то ли с отчаяния.
…Тело его корчилось в пыли под ударами свистящего кнута. Вот он передернулся весь, судороги отпустили его, вытянулся, перестал стонать.
Цыциков снял с него пояс, где были зашиты деньги. Труп он оттащил в кусты. Огляделся. Пошатываясь, подошел к пристяжной… положил руку на спину лошади, устало склонил голову.
Глава седьмая
Осенью в низовьях Амура Муравьев встретил у Невельского высокого гостя из Петербурга — адмирала Ефимия Васильевича Путятина. Муравьеву гость не понравился. Один из приятелей Нессельроде… Надо держать с ним ухо востро.
Полномочий вмешиваться в амурские дела Путятин не имел, он был недавно в Японии с дипломатической миссией, и Муравьев из вежливости провел с ним день на фрегате, а затем занялся дислокацией войск.
Полубатальон солдат он высадил на берегу озера Кизи и отправил его через хребет в бухту Де-Кастри. Здесь солдат поджидали транспорты «Иртыш» и «Диана». Они должны доставить полубатальон в Петропавловский порт для усиления тамошней воинской команды. Шарагольские казаки приданы к солдатам, едущим на Камчатку. Основные казачьи силы оставались в Мариинском посту. При них два орудия. Это на случай, если противник атакует бухту Де-Кастри.
Остальные войска Муравьев доставил в устье Амура — на Николаевский пост.
Сам генерал со штабом пешком пошел по берегу речки Табой, текущей из хребта в озеро Кизи… Путь пролегал через поляны, заросшие папоротником. Часто встречались багульниковые заросли и березовые рощи.
Муравьев расспрашивал Невельского о здешней жизни.
— Богатства тут бесподобные, ваше превосходительство, — отвечал Невельской. — Горы, озера, леса по всему бассейну низового Амура, и повсюду ничего не исследовано. А еще более важным считаю я… Для графа Нессельроде — это все равно, что нож к горлу…
— А что такое? Обрадовать ты меня хочешь? — спросил генерал.
— Есть чему порадоваться, ваше превосходительство. Мои люди доказали… семьсот верст прошли, ночуя под открытым небом… доказали, что в здешних краях никаких пограничных столбов или знаков нет и никогда не существовало!