Муравьев воскликнул:
— Выходит, что Китай не может считать весь Приамурский край своей территорией!
— А он и не считает… Это все выдумки нашего канцлера. — Невельской улыбнулся. — Министра «нерусских дел».
— При Путятине лишнее не скажи. Знаю я тебя.
Невельской скорчил гримасу:
— Нужен мне этот адъютантик канцлера!
— А что слышно у вас о манджурах?
— Они сюда редко наезжают. Гиляки их ненавидят, но страшатся.
— Что они за народ, эти гиляки?
Невельской развел руками, подумал.
— Откровенно замечу… Поначалу в деревню приедешь к ним… не разглядишь ни одного открытого и ясного лица. Глаза так и светятся мрачным блеском. Ну… пожили тут, попривыкли друг к другу. Они видят, что мы их не обижаем, не притесняем. Вроде как оттаяли, подобрели. Но не признают никаких властей. Их можно взять только уговором, попросить, как следует. Подчиняются лишь своим обычаям. И все же мы находим с ними общий язык. Я уже писал вам, Николай Николаич…
— Да, рапорты твои читал с удовольствием. И Петербург уведомлял.
— С гольдами у нас просто хорошо. Они показались мне робкими и боязливыми, но это все из-за манджур. Как только мы манджурам укорот произвели, гольды смело встали на нашу сторону. Ко мне приходили посланцы из гольдских селений южнее Амура. Они уверяли меня, что там земли ничейные и порты не замерзающие. Они как могут воюют с китобоями. Те плавают на судах возле берегов и бывает, что обижают гольдов. А манджуры, так те и вовсе… Могут обвинить гольда в нечестной торговле и обрезать ему уши, а то и живьем зарыть в землю. Если гольд надумал жениться, то он обязан просить разрешения у манджурского купца, и тот продает ему за немалую цену какую-то желтую бумагу. Без той бумаги жениться нельзя.
Я твердо убежден, что нам ни в коем случае нельзя умалять своих усилий по освоению здешнего края, и я… — Невельской помолчал, оглядывая дубовый лесок на склоне холма. По низу склона тянулся кедровый стланик. Вблизи тропы громоздились каменные валуны, а между валунами росли крупные сыроежки, коих раньше Невельскому видеть никогда не приходилось. Розовые, зеленые, желтые, бело-голубые зонтичные шляпки грибов торчали там и тут из травы и никак реально не воспринимались. Думалось, что сыроежки эти не настоящие, что кто-то их смастерил, разукрасил и натыкал между камней для красоты.
— Вот их сколько тут наросло! — проговорил он, показывая генералу на сыроежки. — У нас под Москвой такие не растут. Тут много такого, что нашим людям в диковину. — Невельской потер лоб, собираясь с мыслями. — Я, Николай Николаич, ваше превосходительство, считаю, что нельзя умалять усилий по освоению здешнего края.
— А кто же из нас иначе считает, Геннадий Иваныч? — вступил в разговор Казакевич, до сих пор молча слушавший старших по чину.
— Кто — определенно ответить не могу, Петр Васильевич. А только полубатальон солдат уже грузится на «Иртыш» и «Диану». Эти солдаты, смею думать, ваше превосходительство, Николай Николаич, нужны более здесь, на Амуре, чем в богом забытой Камчатке. Ну, что Камчатка? — неожиданно загорячился Невельской. — Ну что? Холода, туманы, голые скалы. Дикие камчадалы со своими тюленями… Жизни там нет и не будет. Хлеб привозной, картошка привозная. Цинга… Чего и кого там оборонять? Да пусть ее берут англичане, если она им нужна!
Муравьев нахмурился. Он вспомнил о том, что Невельской уже высказывался о подчиненной роли Камчатки перед Амуром.
«Молод и горяч, в политике не сведущ, — подумал генерал. — Открыл устье Амура для России и знать более ничего не хочет».
— Зачем же отдавать Камчатку англичанам? Где это принято разбрасываться приобретенными землями? Они нам достались не за так, не за здорово живешь, — проговорил Муравьев сердито.
— Поверьте, ваше превосходительство, приплывут англичане в Петропавловск, — не сдавался Невельской. — Померзнут там, от злости спалят рыбные амбары российско-американской компании и возвернутся восвояси. Что им там делать? Пополнять крестами местное кладбище? Заготовлять для метрополии юколу?
— Чует моя печенка, — попробовал отшутиться Муравьёв, — что Англия скоро заявится в Петропавловский порт. Печенка, Геннадий Иваныч, — мой внутренний враг, а Англия — мой внешний враг. Они между собой старые союзники.
— Но я не вовсе против Камчатки, — поспешно ответил Невельской. — Я только за то, чтобы…
— Нет, Геннадий Иваныч! На Амуре мы пока стоим шатко. Тут кругом у нас тонко, кругом рвется. Камчатка — вот что даст нам опору! Я и в Петербурге о том твержу. Война с Англией открылась. Не нынче, так завтра и мы встанем под пули. Противника жди отовсюду. И мимо Камчатки он не пройдет. Быть штурму Петропавловского порта! Камчатка помогла мне внушить государю, что нужен сплав по Амуру. Она заставила умолкнуть Нессельроде. Пока хотя бы… Спасая Камчатку через Амур, мы будем питать и осваивать Амур благодаря той же Камчатке!