Казаки вели беглый огонь из штуцеров, выцеливая офицеров и знаменосцев.
Кудеяров стрелял вместе со всеми, чувствуя себя все еще беспомощным и обреченным. Если бы он сидел на коне, он знал бы, как поступить, а бежать на неприятеля вместе с пехотой страшно, поскольку он не представлял, что ему делать, когда случится вступить в рукопашную.
Ранжуров стоял позади казачьей цепи, ожидая сигнала атаки. Перед его глазами, как и перед глазами всех петропавловцев, свирепствовал весь ужас зла — летели с шипением бомбы и ядра, они рвались с треском и хлопаньем, изрыгая языки и блестки пламени, расшвыривая вокруг зазубренные осколки.
Ранжуров остро чувствовал кислый запах пороха, доносившийся с покатостей Никольской горы. Оттуда подвигался враг. Он вспомнил давнишнюю стычку с хунхузами. То была мелкая драчка с ничтожными потерями, А ныне жестокий бой, метивший смертью и ранами в сотни матросов и солдат, и воздух пронзали не стрелы хунхузов, а бомбы многопушечных фрегатов.
Но странно… Если тогда, в стычке с хунхузами, его не покидало гнетущее, томительное чувство, вызванное не только страхом смерти или плена, а и тем, что нарушена граница, что какое бы добро он ни делал для своих улусников, все равно выползет зло, то теперь, защищая Петропавловск, он был спокоен. Он знал, что скоро поднимут на штурм казаков, и что у них будут убитые и раненые, что он сам может пасть, сраженный пулей или осколком.
Ранжуров понимал, что зло войны можно уничтожить только одним делом — убивать… И тогда родится добро. Он чувствовал, что ныне ни он сам, ни его казаки не будут посредине между добром и злом, а отбрасывая и уничтожая неприятеля, станут творить добро. И только добро!
Забили барабаны, посылая русскую пехоту в атаку. Она шла с северной оконечности горы, и шла не рассыпным строем, как неприятель, а сомкнутыми колоннами. Десантники поздно увидели ее и не смогли причинить ей больших потерь.
Кудеяров во все глаза смотрел, как солдаты, избочась и выставив штыки, безостановочно двигались вперед. Холодная и гнетущая тяжесть под сердцем вдруг оттаяла, по лицу потекли слезы… Он вскочил и побежал, крича «ура», забыв о недавних страхах, когда он мучительно думал, что ему делать, если случится быть в атаке.
Ранжуров с пистолетом в руке выскочил на бугор, но обо что-то споткнулся и кубарем скатился в воронку Лежа там на спине, оглушенный, он увидел на какое-то время на фоне серого неба казачью цепь. «Куда они бегут? Почему не ко мне?»
Он вылез из воронки и побежал, крича казакам, хотя они, конечно, его не слышали. Но они увидели хорунжего и поняли, что им надо делать.
Потревоженный казачьей атакой, неприятель остановился, заколебался…
Петропавловцы сомкнутым строем смяли десант, оглашая окрестности криками «ура». Десантники побежали в беспорядке, стараясь поскорее добраться до гребня горы. Плохо разбираясь в незнакомой местности, гонимые чувством страха, они спешили навстречу своей гибели. Некоторые из них были заколоты штыками и сброшены с утеса, а большей частью они сами скатывались вниз, не зная, куда скатываются, потому что все утонуло в дыму и невозможно разобрать, что их ждало внизу. А утесы Никольской горы, довольно крутые у самого гребня, далее опускались вовсе отвесно, и неприятельские солдаты чаще падали на берег уже обезображенными трупами. Оставшиеся в живых бежали к шлюпкам.
Петька Жарков и Евграф Алганаев, пробираясь через густой кустарник, встретили боцмана с «Авроры».
— Подсобите-ка, казаки, — зашептал боцман. — Вон… глядите… красные мундиры!
Петька как взглянул, куда показывал боцман, так и присел. У самого яра грудились английские солдаты. Сколько их? Начал считать, а боцман как заорет: «Ур-ра-а!» — и с тесаком на неприятеля. Казаки за ним. Шашки наголо. Чего кричали — сами не помнили, и как бежали — не помнили. Махали, били клинками, не поняли, не уразумели — убили кого или нет. Красные мундиры кувырком с яру, а яр-то из моря стеной поднялся…
В траве валялось английское знамя. На нем лев и буквы незнакомые. Боцман умел читать по-английски, пояснил казакам, что на знамени написано: «Победителям на суше и на море!»
Жарков рассмеялся:
— Вот так победители!
Ванюшка Кудеяров отстал от своих, побежал не в ту сторону. Пока карабкался в гору, не заметил, как один остался. Нога скользнула по камню, заросшему мхом, Ванюшка судорожно ухватился за куст. Ружье выпало, покатилось, загромыхав… Нехотя полез он в овраг искать штуцер. Пониже виднелся кустарник. Кое-как добрался до него, поранив руки об острые стебли засохшей осоки. Ружье на глаза не попалось.