Уполномоченные учтиво и внимательно слушали переводчика, помахивали веерами. Адъютант генерала только успевал им наполнять чашечки душистым чаем.
— Ныне обстоятельства политические совершенно изменились, — продолжал Муравьев. — Мы ведем с неприятелем морскую и сухопутную войну, и наши герои под Петропавловском доказали… Да что толковать, уважаемые, наш флот, защищая берега России, защищает и ваши берега.
Уполномоченные, выслушав перевод, оживленно переговаривались. По знаку Игэ младший чиновник достал из портфеля английскую «Таймс» и с молчаливого согласия генерала начал читать.
Русский переводчик переводил:
«Кавалер ордена Бани командор Элиот восьмого мая в бухте Де-Кастри открыл русскую эскадру, имея у себя три корабля. После небольшой перестрелки он отправил бриг отыскивать адмирала сэра Джемса Стерлинга, а сам снялся с якоря, чтобы выманить неприятеля в открытое море.
Возвратившись семнадцатого мая в залив, он не застал русских… Нам больно рассматривать случай, касающийся чести британского флота. Это исчезновение целой эскадры из наших глаз, так дурно рекомендующее нашу бдительность, ляжет пятном на британском флоте. Все воды океана не в состоянии смыть это гнусное бесчестье».
Завойко расхохотался:
— Они полагали, Николай Николаич, что мы удерем в южные гавани, а не найдя нас там, убедили себя в том, что мы сожгли флот или затопили его.
Муравьев весело отозвался:
— Уважаемый Игэ и его чиновники, вернувшись в Пекин, поведают всему миру, что наш флот в целости. А то ведь и Петербург в неведении. Надобно, Василий Степанович, отправить Невельского в Петербург, пускай обрадует молодого государя, что все мы живы и невредимы и готовы дать достойный отпор врагу.
При общем веселье и обоюдной доброжелательности Муравьев заявил:
— Не подумайте, господа уполномоченные, что Россия ищет расширения своих пределов. Обширность, сила и могущество нашего государства могут служить достаточным ручательством того, что подобного рода расчеты не могут быть предметом наших видов и намерений. А уж раз нога русская ступила сюда на вечные времена, военные силы наши будут здесь расти и укрепляться, чтобы охранять эту страну от всякого чуждого вторжения. И тут нам никак нельзя оставить не заселенным левый берег Амура.
— А как быть с китайскими селениями на левом берегу? — спросил Игэ.
— Можно и на правый откочевать, — ответил генерал. — Но сначала договоримся о главном.
Китайцы вновь начали твердить, что им поручена только «постановка столбов», а на все другое они полномочий не имеют.
Муравьев повторил, что «все надо делать по обоюдному согласию для защиты от иностранцев».
Уполномоченные признали, что если Амур будет границей, то «между Китаем и Россией не может быть споров и не нужно ставить столбов и караулов на границе».
Обе стороны подтвердили важность сохранения мира между Россией и Китаем.
Уполномоченные обещали доставить в трибунал внешних сношений все записи переговоров.
На Амур пришла осень, и Муравьев все чаще подумывал о своем возвращении в Иркутск.
У него были намерения подняться пароходом вверх по Амуру, но тут его преследовал какой-то рок. «Аргунь» после ремонта буксировала по Амуру фрегат «Аврору» и села на мель между Мариинским и Николаевским постами. Пароход «Надежда» с месяц как ушел с Невельским и не возвратился. Пароход «Шилка» сидел на мели возле Кутоманды.
Вся надежда была на шхуну «Восток». Но она имела течь, и для ремонта потребовался ящик железа. Муравьев приказал начальнику Николаевского поста выдать железо. У того его не оказалось. Как быть? Что делать? Начальника поста подняли с постели ночью, привели к Казакевичу. У капитана второго ранга генеральское распоряжение: «За небрежное хранение казенного имущества начальника Николаевского поста посадить на баржу под арест».