К полудню туман усилился, видимость упала до десяти кабельтовых. По-прежнему на салинге дежурили двое сигнальщиков.
И вот снова тревога в сердце… Сигнальщики обнаружили позади барка мачты фрегата.
Муравьев приказал Гаврилову подготовить команду к открытию боевых действий. Штурвальному при всякой возможности уходить в туман, постоянно менять курс. Капитану «Пальметто» велено убрать стеньгу с грот-мачты — все же можно понадежнее упрятаться в белых хлопьях тумана…
До самой темноты на море творилось именно то, что и предсказывал капитан «Пальметто». Французский корабль никак не мог взять прямолинейного курса, устремляясь за маленьким, но весьма подвижным и вертким барком.
Ветра и туманы во всем помогали «Пальметто». Фрегат то оказывался впереди барка, то позади, то слева, то справа. Иногда часами они не обнаруживали друг друга.
Едва расползался туман, как откуда-нибудь да вырастали мачты «Ла-форта». И все повторялось…
Капитан, довольный, попыхивая трубкой на юте, убеждал Муравьева:
— Французский кот бегает с завязанными глазами. Он уйдет без добычи, поверьте мне, сэр. Уж я-то знаю свой «Пальметто». Вы не зря его зафрахтовали. За такую маневренность, сэр, не мешало бы и накинуть кое-что… Видит бог, что после такой погони рангоут барка да и весь такелаж хоть заменяй… Видит бог, сэр.
Муравьев недовольно хмурился, отрывисто отвечал назойливому американцу:
— Ладно, ладно! Не тарахти. Вот придем в Аян…
Ночью налетел шквальный норд, заревел в снастях глухо и протяжно. На барке убрали верхний ярус снастей, чтобы не поломало.
До-самого Аяна на море не прекращались бури. Сильно похолодало. Волны бросали барк, как пустую бочку, перекатывались через него… Палуба и снасти обледенели. Ходить по палубе невозможно. Попытки команды рубить лед мало что дали. Люди за дни похода выбились из сил, многие страдали от качки, болели цингой.
На десятый день плавания «Пальметто» с порванными парусами, побитыми реями, весь обросший ледяным панцирем и чудом державшийся на воде, вошел в порт Аян.
Разместившись по городским квартирам, люди с «Пальметто» уснули, как убитые. А под утро тревога: неприятельский корабль на рейде!
В Аяне ни войск, ни орудий. Все население города при сумерках, в большой снегопад, кто верхом на олене, кто на собачьей упряжке, кто пешком — выступили по тропам в лесные дебри и остановились у подножия горы. Жгли костры, рыли в снегу убежища.
Через сутки прискакал на взмыленном коне казак с вестью о том, что неприятельский фрегат, не причинив вреда городу, ушел в море.
Штаб амурской экспедиции в ожидании санного пути просидел в Аяне около двух недель.
От Аяна до Нелькана ехали верхом на оленях, а оттуда по реке Мае на собачьих нартах. Собак и оленей для всех не хватало. Муравьев распорядился отправлять от станции до станции по три человека через три дня.
С последней партией под охраной казаков выехал Николай Николаевич с женой. Для Екатерины Николаевны аянские плотники изготовили домик-кибитку и седло-кресло. Домик-кибитку несла четверка оленей. А если жене генерала становилось скучно в домике, она перебиралась в седло-кресло. Но это случалось не очень часто. Дни стояли короткие да и смотреть в пути не на что.
Вокруг простиралась или унылая зимняя равнина, или торчали из сугробов тонкоствольные лиственницы.
Лиственницы эти не имели даже порядочных ветвей — топорщились какие-то нелепые, не то недоросшие, не то обрубленные сучья. Все они так промерзли, что разжечь костер из них для казака — сущая беда. Нередко топор, сделавшись ломким от мороза, разбивался о лиственничный ствол.
Глава четырнадцатая
Утром на рейде перед бухтой Де-Кастри показались три судна без флагов. С берега опознали фрегат и два корвета.
В лагере пробили тревогу. Конный казак поскакал в Мариинской пост известить полковника Куканова о появлении неприятеля.
Есаул Крюкин скомандовал весело:
— Врассыпную! Давай, ребята, горошком!
Рота солдат попряталась в чапыжник на опушке леса. Два горных единорога под прикрытием сорока казаков-штуцерников поставлены на мысе. Мыс зарос густым стлаником, и казаки заняли удобные позиции.
Неприятельские суда вошли в бухту и спустили на воду семь шлюпок с вооруженными солдатами — до трех рот. Шлюпки двумя колоннами направлялись к берегу.