И тут я не выдержала, влепила ему звонкую пощечину и хотела встать с кровати, но он резко сел и, схватив меня за руку, повалил на кровать:
— Сладкая…— и припал губами к моим губам. А я что? А я растеклась, превратилась в огромную жижу, которая не могла собраться, растекалась все больше и больше. Мне снились его поцелуи, он снился, все время снился, а я ведь считала, что он мертв, а он вот здесь, со мной, целует меня так горячо и страстно, как будто сам все эти годы меня ждал. И тут меня накрыло: он же до сих пор любит меня, Витя говорил о любви его первой. Только почему-то думает, что я ему изменила, а я ведь любила его и люблю еще, так люблю, что готова все отдать ради него, даже умереть готова, но мне нельзя, дочь у меня есть, у нас дочь есть. Пока думала, даже не поняла, что он раздевает меня. Осознание этого как холодной водой облило, я начала вырываться. Хотела его, да, до безумия хотела, до мелкой дрожи по всему телу хотела, но не так. Я хотела любовью с ним заниматься, а он…
Не отпускает, я дергаюсь, а он держит меня цепкой хваткой и трусики пытается снять. Я не могу вырваться, не могу закричать, меня захлестывает паника, а потом слезы застилают глаза. Я плачу. Сначала тихо, а после меня трясет. Чувствую, как Андрей останавливается.
— Твою мать. Ты чего ревешь, что не так? По мужу плачешь или что? — отпускает, и я вскакиваю.
— Идиот. Дурак. Нет у меня никого и не было никогда. Я люблю тебя, слышишь, люблю, все 5 лет думала, что умер ты, но любила придурка. И дочь у нас есть, Машей зовут, там внизу играет.
— Замолчи. Не ври! Послушай, я хочу тебя, ты, по всей видимости, тоже. Давай переспим и отпустим друг друга.
— Какой же ты… Ты ведь тоже любишь меня, я знаю. Просто думаешь, что я тебе изменила. Это все родители, моя мать и твоя, это все они, слышишь, Андрей.
Он резко вскочил с кровати и встал. На ноги встал. На свои ноги. Я не могла поверить в то, что видела. Как он смог встать, если ему приговор дали: никогда ходить не будет!
— Что ты смотришь? Не инвалид я, нормальный и помню все, об этом не подумала сразу, раз я тебя узнал? Это для нее все, для еще одной суки из моей жизни, которая также предала меня. Вот только она физически меня уничтожить хотела, а ты душу выжгла. Все внутренности и сердце перерезала, боль была ужасная, а он что, она только оболочку убить хотела. Разберусь. А теперь слушай, если ноги свои раздвигать не собираешься – вали отсюда, чтобы я тебя не видел больше. Никогда не видел, слышишь? Никогда. Я не хочу даже слышать о тебе, ты никто, поняла, никто для меня. Люблю тебя? Да, сука, люблю, но никогда не прощу. Ты оставила меня там, в больнице подыхать, а сама замуж выскочила, дитё вон родила. И кто ты после этого, а? Убирайся! Пошла вон отсюда, — перешел то ли на крик, то ли на дикий рев Андрей.
Слезы застилали мне глаза, но я выбежала из комнаты, спустилась на первый этаж и начала лихорадочно собирать дочку.
— Мама, почему ты плачешь? Тебя обидел кто-то да? Кто, мама?
— Неважно Машенька, мы домой идем. — Пока я одевалась, не заметила, как Маша наверх побежала, а когда заметила – поздно было. Она стояла на последней ступеньке прямо перед Андреем. Она на него смотрит, а он на нее с огромной болью в глазах.
— Ты мой папа, да? — спрашивает Маша. Господи, зачем, зачем она это спросила.
— Нет. Я не твой папа. А ты что, папу своего не знаешь?
— Неа, мы с мамой вдвоем живем.
— А почему ты решила, что я твой отец?
— Ну, мама плачет только за папой и сейчас плачет. А еще – глаза у нас с тобой одинаковые, голубые-голубые. Ты не заметил?
Молчит. Молчит и смотрит на нее, изучает. А я пошевелиться не могу. Знаю, что нужно забирать ее от него и ничего не могу сделать. Пусть смотрит, пусть поймет, что его она, поймет и забудет. Пусть дальше живет с этой болью, я больше не собираюсь прощать, не буду давать вытирать об себя ноги, не разрешу это сделать, ни за что. Иду к ним, беру Машу за руку и говорю:
— Пошли Машунь, идем домой, это не твой папа, Маша, пошли.
Я думала, что она устроит скандал, но она тихо и спокойно уходит, идет со мной, надевает сапожки, курточку, а я чувствую кожей, как он смотрит на нас, даже через одежду чувствую, что изучает. Мы уже почти дошли до двери, как она раскрылась и вошла Адриана. Вошла и застыла в изумлении:
— Господи, Андрей, Андрюшенька. Ты как это, ты что? Ходишь, дорогой мой, милый.
— Заткнись, заткнись, собирай свои манатки и проваливай, сына не смей трогать, я все это время все помнил и знал. Это ты меня сбросила, ты хотела меня убить, поэтому взяла свои манатки и свалила. Документы о разводе получить по почте.