— Раз кричит, значит, поправляется, — полуобернувшись к военному, сказал доктор. — Смотри-ка, прыткий какой. Идите, милейший, и сообщите начальству, что наш подопечный проснулся.
Военный что-то забубнил, но врач решительно выставил его за дверь.
— Райх Генрих Францевич, — представился он. — Что же вы, голубчик, хулиганите? Переполошили всех, а лежали бы тихо, и глядишь, все бы обошлось.
— Что обошлось? Где я? Какое число? — Травин заморгал. — Я хочу ссать. Что, прямо в койку напрудить?
— Нет уж, для таких нетерпеливых у нас есть утки, но не стоит зря беспокоить санитарок и Дарью Павловну, — врач протестующе замахал пухлыми руками, — потерпите, милейший, буквально пару минут. Товарищи из милиции проводят вас в отхожее место, прошу, дождитесь их.
— Я что, арестован?
— Именно так, хотя эти держиморды говорят, что только задержали до выяснения, — Генрих Францевич чуть было не прослезился от того, что его подопечный так сообразителен. — Вы, голубчик, только не волнуйтесь, раны едва зажили. Мы ведь, почитай, с того света вас вытащили, нож прямо по печеночной вене полоснул, надрезал слегка, чуть вправо, и сейчас бы апостолу Петру рассказывали о прошедшей жизни.
— Я атеист, — Травин осторожно попытался втянуть живот, напрягая мышцы, но боли не почувствовал. — Сколько уже так валяюсь?
— Восьмой день, — охотно ответил врач, сложив руки на животе и любуясь пациентом. — Вы уникальный случай, молодой человек. Первый раз вижу, чтобы на людях все так быстро заживало. Другие, считай, с месяц будут валяться, если их так же подрежут, а вы за неделю как огурчик, прямо загляденье. А вот и товарищи милиционеры пожаловали.
В комнату вошли двое мужчин в милицейской форме образца 1926 года, споро отвязали Травина от кровати и довели до отдельного помещения, где стояла фаянсовая чаша с деревянной грушей на цепочке, свисающей с чугунного бачка. Дверь не закрывали, внимательно следили, чтобы задержанный сделал все свои дела тщательно и без эксцессов. Сергея присутствие посторонних не волновало, он и не такое в своих жизнях пережил.
— Ну что, братушки, пошли обратно? — он натянул штаны, сжал несколько раз кулаки — силы ушли, но обещали вскоре вернуться.
Братушки кулаки оценили, и весь обратный путь Травин шел под прицелом наганов.
В кабинете начальника отделения рабоче-крестьянской милиции Гирина было накурено. Не так, чтобы топор висел, но наган вполне бултыхался бы в сизом от дыма воздухе, не падая на пол.
— Ну что скажешь, Иван Мироныч? — Мальцев листал бумаги, пока Карецкий сражался со старым окном, пытаясь его открыть.
Гирин, крупный мужчина сорока лет, со вчерашней щетиной и выбритой до блеска головой, сосредоточенно изучал отчет дактилоскописта. Начальником отделения РКМ он был назначен всего год назад, а до этого занимался партийной работой, и, будучи человеком хоть и необразованным, но неглупым, прислушивался к мнению более опытных коллег.
— Сомнения меня гложут, — поделился он. — Вот, Семченко пишет, что совпадают пальчики с тем ножом, что мы нашли. И сам ножик похож, прям брат-близнец. Только как-то это вышло неожиданно, легко, стало быть.
— Так чего ты жалуешься? — Мальцев потер глаза — дым уже до слез довел. — Это мне вон рыдать надо, три трупа и один-единственный свидетель, он же потерпевший, который ничего не помнит и все события без сознания провел. К этому суповому набору один обвиняемый, и тот в больнице валяется, доктор говорит, что если и очнется, то может дней через пять, не раньше, а пока только в утку гадит.
— Не обвиняемый, а подозреваемый в совершении, — поправил его Карецкий. Он наконец-то справился с окном, и свежий воздух кое-как разогнал клубы папиросного дыма. — И свидетель твой его не опознал.
— Да он вообще путается, этот сторож, то четверо грабителей было, то трое, хорошо хоть Панченко опознал уверенно, ну который с ножиком этим. Тот у него что-то спросил, а потом Сивухин и не помнит ничего. На голове шишка, в мозгах физический вакуум. Кто его, кроме Травина, мог так треснуть? Панченко ростом не вышел, а остальные двое, хоть и крепкие, но с такой силой и с такого угла не могли ударить, так судмедэксперт считает. Остается один подозреваемый.
— Не сходится, — Карецкий уселся на стул, закинул ногу на ногу, затянулся с удовольствием. — Травина этого, считай, половина комсактива видела, он в кинематограф Любку Акимкину из исполкома водил. Судмедэксперт говорит, что, скорее всего, именно он бандитов замочил, судя по характеру смертельных травм. Ты чего так на парня взъелся?