Трудности, препятствующие совместному проведению необходимых мероприятий, возникают прежде всего в тех случаях, когда среди партнеров имеются государства, приблизительно равные по значению и силе, как это имело место в начале второй мировой войны. Америка была вначале не сильнее Англии, а поэтому последняя, имея богатые традиции, считала своего заокеанского «племянника» выскочкой. В то время не было совместных действий, преследующих одну цель войны. Это положение изменилось лишь в связи с огромным ростом могущества Соединенных Штатов, которое в значительной степени превзошло силу их западных союзников.
В основе политики государств лежит идея власти. Ни одно из них не хочет ограничения своей власти даже путем частичного отказа от нее. Ограничить властолюбивые мысли можно только путем учета собственных интересов. При тщательном рассмотрении этого вопроса мы встречаемся [29] с громадными ошибками в оценке собственных интересов. Взаимоотношения в союзах слишком часто омрачаются национальным эгоизмом, неправильными представлениями о существе руководства коалиционной войной. Руководящие государственные деятели не всегда придерживаются той точки зрения, что подлинные интересы каждого отдельного союзного государства заключаются в высочайшей действенности союза и что все другие вопросы, кроме мер по обеспечению этого, должны отойти на второй план.
В качестве надежного средства, способствующего принятию необходимых мер по созданию единого руководства войной, показала себя необходимость, вытекающая из фактически сложившихся действий. Например, критическое положение (Антанта в марте 1918 года) или значительное превосходство одного из партнеров союза над другим (германский рейх и Америка во второй мировой войне). В то время как при критическом положении понятие о подлинных интересах какого‑то одного партнера сводится на нет само по себе, совместные институты, создаваемые на основе договора, постоянно имеют признак, пусть даже фиктивный, добровольного согласия партнеров на их создание. Это чувство собственного достоинства всегда является компенсацией, пусть даже малой, за ущемление суверенитета.
Иначе обстоит дело, когда от этих прав приходится частично отказываться из‑за превосходства партнера. В этом случае нельзя говорить о добровольности отказа от своих прав, если это не зафиксировано в договоре. Но независимо от того, достигнуто ли единство в руководстве на основе договора, или оно является следствием фактически сложившегося положения, у каждого партнера всегда остается возможность действовать, в пределах которой он стремится решить те или иные задачи и улучшить свое положение. Немаловажным для развертывания сил союза является такой момент: действует ли партнер по собственному убеждению, и тогда создаются предпосылки, что он будет бороться до последних сил, или он делает это под определенным нажимом.
Заключение договора создает благоприятные условия для действий по убеждению, хотя исторический опыт в отдельных случаях подтверждает и обратное. Труднее приспособиться к превосходству того или иного партнера и [30] признать его притязания на руководящую роль, которые, как правило, ничем не оправданы. Здесь по отношению к более сильному начинает действовать естественная неприязнь, которая бывает особенно острой в тех случаях, когда превосходство более сильного носит чисто материальный характер и когда самого его считают по его традициям и достижениям культуры не выше других или, во всяком случае, равным с другими. Особое значение имеет такой момент: показывает ли более сильный, а если показывает, то каким образом, свое превосходство над партнерами. Позволяет ли он себе проявлять нетактичность, что недопустимо во взаимоотношениях между суверенными государствами, или допускает проявление своих особых интересов, ставя их выше интересов союза, — все это может рискованно обострить отношения между партнерами и осложнить понимание ими истинных интересов, что в свою очередь отрицательно скажется на боеспособности сил развертывания. Все это позволяет сделать вывод, что психологический момент играет в руководстве коалиционными войнами весьма значительную роль.
Трудность при определении совместных военных мероприятий исходит из различия господствующих в государстве стратегических доктрин. За последние сто лет на мировую военную мысль целенаправленное влияние оказали основы, изложенные генералом Клаузевицем в его труде «О войне», и выводы, сделанные из похода фельдмаршала Мольтке, но в то же время в отдельных государствах получили развитие различные биологически, исторически и политически обоснованные направления в стратегическом мышлении. Здесь я лишь напомню об осторожной, ставящей безопасность на передний план французской, неуклюжей, цепляющейся за материальные ресурсы американской, шаблонной английской и смелой, мобилизующей все силы для достижения успеха немецкой стратегиях.
Эти различия являются также причиной того, что государства даже при всем своем желании зачастую не могут следовать за державой, задающей тон и стремящейся протащить свою собственную стратегию.
Таким образом, коалиции в военном отношении являются очень восприимчивыми организациями, требующими для достижения их действенности наряду с материальными и духовных предпосылок.
Изложенные выше соображения приобретают особое [31] значение для Атлантического союза. В случае если НАТО вступит в войну, она также будет коалиционной. Поэтому при организации этого союза партнеры намеревались путем создания объединенного командования и интеграции вооруженных сил еще в мирное время освободиться от пороков, присущих данному способу ведения войны. Этому способствуют также определение единой стратегии союза, сколачивание штабов, влияние, оказываемое на организацию и вооружение войск, тщательная подготовка к ведению разведки (радиотехнические средства, спутники), состояние обеспечения тыла.
Совместное командование и интеграция сил являются необходимыми предпосылками существования союза и в ядерной войне, требующей не только немедленной готовности по меньшей мере части объединенных атомных, но и обычных вооруженных сил, для стабилизации которых не будет времени, равно как его не будет для переговоров и консультаций.
2. Оперативное овладение территорией
И первая и вторая мировые войны дали новый опыт и новые теории о путях достижения победы. Но все это не меняло основного положения — цель стратегии заключается в уничтожении вражеских вооруженных сил. Однако средства и особенно метод достижения упомянутой цели претерпели в ходе двух мировых войн такие изменения, которые отрицательно сказались на ясности понимания этих явлений.
Вооруженные силы вследствие своей огромной численности и невероятно большой потребности в оружии и технике попали в длительную зависимость от промышленного производства. Поэтому вместе с борьбой против вооруженных сил появилось стремление к уничтожению экономического потенциала или нанесению ему ущерба. Уничтожение же вооруженных сил всегда было основной целью стратегии.
Во всех войнах не пропадало значение трех элементов военной операции: силы, пространства и времени. Но значимость их была непостоянной. Сила всегда зависела от могущества государства и средств для его поддержания. Возросшее значение в ходе второй мировой войны в результате быстротечности операций и тактических боевых [32] действий приобрело время. Повысилось по сравнений с прежним уровнем и значение пространства.
Под пространством понимается место, где ведутся операции и боевые действия против вооруженных сил противника. Вплоть до первой мировой войны оно всегда было чрезмерно большим, чем способности вооруженных сил заполнить и контролировать его. В то время полководцы были далеки от того, чтобы считать неестественным несоответствие между величиной пространства и численностью вооруженных сил.