Продолжая бороться, Мара изумилась тому, насколько ловко они двигаются в паре. Он действовал со знанием дела — плавно и изящно, что не уменьшало силы и свирепости его ударов. По слухам, Каллахан прежде служил в ЦРУ или АНБ, но никто не знал наверняка.
Снова зазвенел лифт, и Мара поежилась.
— Мара, — Каллахан ударил последнего стоявшего перед ним человека и, выудив из кармана ключи, бросил их ей. Она поймала связку налету. — В переулке припаркован серебристый внедорожник. Убегай через черный ход. Встретимся на улице.
Все в ней восстало против этой идеи. Мара никогда не сбегала, всегда выбирая борьбу. К ним устремилось еще больше охранников.
— Беги! — холодный приказ.
С тяжелым сердцем она побежала по ступеням. Каллахану будет проще драться без необходимости волноваться еще и о ней.
Спустившись на один этаж, Мара замедлилась.
Она не могла оставить Каллахана.
Бросившись обратно, она услышала крики. Звуки ударов плоти о плоть. Вывернув из-за угла, Мара увидела, что Каллахан окружен толпой бандитов Ливена.
Он стоял к ней спиной, опустив руки вдоль тела.
Продолжая красться вперед, Мара наблюдала за напавшими на него людьми. «Какого черта он не дерется?».
Каллахан повернулся на месте и поднял руки к вискам. Люди вокруг него закричали.
Повалившись на пол, они корчились и сжимали руками головы. Но Мара смотрела лишь на него и на то, каким страшным стало его лицо.
Жгучая боль копьем пронзила ей голову, в горле застрял крик, и Мара рухнула на колени. «Боже, как же больно. Плохо».
Каллахан резко обернулся, и их взгляды встретились. Выругавшись, он бросился к ней. Теперь его лицо стало пустым.
— Твою мать! Какого черта ты вернулась?
Мара попыталась ответить, но не сумела заговорить из-за обжигающей боли в голове. Ощущения напоминали покрытые зазубренными шипами шпалы, бьющие прямо по мозгу.
Каллахан притянул Мару в свои руки, держа ее с мягкостью, на какую она не считала его способным.
Она почувствовала, как по щекам потекли слезы.
— Что…ты сделал?
— Прости, — он зачесал назад волосы у нее со лба. Темноту его глаз затопило раскаяние. — Ты поймала лишь край. Если бы я мог забрать себе твою боль, я забрал бы.
Мара верила ему. Она практически не знала этого мужчину — и сомневалась, что хоть кто-нибудь его знает — но зато чувствовала, что он никогда не причинит боли невинному человеку.
— Я в порядке, — однако, даже через пелену боли Мара заметила, что Каллахан уходит от ответа на вопрос.
Она посмотрела на людей Ливена. Никто из них не шевелился. Если бы она оказалась ближе…
— Я не должен был этого делать, — Каллахан прижался лбом к ее лбу. — Если бы ты меня послушалась…
— Все… подчиняются тебе. Тебе просто не пришло в голову, что я не стану прыгать перед тобой на задних лапках.
Он потер пальцем ее нос.
— Ты — единственный человек, кто никогда меня не боялся.
— Я поклялась больше никогда никого не бояться, — несмотря на нежелание отстраняться от его теплого сильного тела, Мара села. — Уже не так больно.
— Станет легче, когда ты потеряешь сознание, — вздохнул Каллахан.
Потеряет сознание и станет уязвимой. Она сжала его руку.
— Твой дар несколько пугает.
— Теперь ты меня боишься? — Каллахан посмотрел ей в лицо, и все мышцы в его теле напряглись.
— Ты позаботишься обо мне, пока я буду валяться в обмороке?
— Могла бы даже не спрашивать, — он сжал в кулаке ее волосы.
— Тогда не боюсь.
У тихих слов Мары была власть разрушить всю оборону Кэла.
Он поднялся на ноги, крепко сжимая Мару в своих руках. Спустившись по ступеням, вскоре Кэл уже усаживал ее на пассажирское сидение взятой напрокат «ауди». Он пристегнул Мару ремнем безопасности и занял место за рулем.
— Нужно успеть добраться до аэропорта, пока у тебя не заблокировался мозг, — Кэл поглядел на нее, и чувство вины острым лезвием располосовало его изнутри. — Больно?
По обеим сторонам от ее рта пролегли морщинки.
— Терпимо.
— Ты плохая лгунья.
Мара одарила его едва заметной улыбкой.
— Я — превосходная лгунья, просто сейчас не в лучшей форме.
Проехав по улице Треднидл мимо отделения банка, Кэл заметил, что за ними следуют три черных седана.
Он выругался.
— Похоже, Ливен бросил на твою поимку много своих военных.
— Он ненавидит меня не меньше, чем я его, — задушено рассмеялась она.