- Господи, Святая Богородица, помоги и спаси!.. Я ж всю соль за работы раздал... А варить зимой?! Отродясь такого не было...
- Не бывало - будет!.. А то, что у тебя соли нет - врешь. Кто хвастался, что соли хватит всю Вятку обсолить?.. Нарошно людям раздал!.. Не задарма же, Игнат, - золотом обернется тебе соль!..
- Тебе, может... Ты - как в прошлом году: договорились не давать воев московскому князю Даниле Ярославскому, а ты смутил всех, выхвалился, штобы пред великим князем быть любым - дал людей... Вот он и ставит вас, Юрьевых-то, воеводами... А мы што? - главы свои оставим там, а не злато-серебро возьмем!
Москва нас бросает, штоб отвести от себя дикого зверя...
Константин Юрьев побагровел, встал во весь рост, головой чуть не задевая черные от сажи полати.
- Молчи!.. Не для себя старался, ты знаешь... Всю соль свезешь! На своих возах... И соль будешь варить!..
Замотал рыжими кудрями Игнат Репин, заскрипел зубами - в глазах зеленые гневные искорки. Многое можно перетерпеть, простить, но когда Костя начинает так вести себя - обижать бояр, житьих людей перед народом, перед холопами, а теперь, как на какого-то чернолюдина, налетел на своего помощника!..
Охладел в последние дни к Косте Юрьеву, хотя и умом понимал, что по-другому, пожалуй, нельзя на его месте... Тут еще великокняжеский посланник: "Старый пер...!"
- Ты, што, Костя, умом тронулся! На кого руку-то замахиваешь?! На бояр, - на свою опору и силу! - ты без них никто!..
Константин Юрьев сел, и уже без злости, успокоившись, - с горечью:
- Ты помогать должен... А ты меды пьешь - грешишь... Не понимаешь меня, о себе только думаешь, о мошне...
- Я ж и не хорош!.. Ты с боярами, как с татарами-разбойниками... Эдак-то мы и к походу не соберемся - провоюем с боярами... Слушаешь этого... московского боярина - он тебе наговорит, научит...
Игнат Репин, видя, что воевода молчит, распалился, вскочил из-за стола, ощерился - рот до ушей, красные десны видать; взмахнул руками - пламя в глиняной плошке заплясало, тени забегали по стенам, - начал зло выговаривать:
- Завидуешь!.. Нету у тебя ничего в доме, хоть ты и воеводишь - вот и раззоряешь других!.. Што, раззорить меня хошь?! По миру пустить? Мне счас нечем соль варить - црены прохудились, новые выковать надо, и опять расходы: железо покупать!.. - и замолк товарищ воеводы. Резко, по-звериному ловко вскочил, перегнувшись через стол, Константин Юрьев и схватил его за вышитый красный ромбовидный узор ворота белой косоворотки:
- Црены прохудились?! Нельзя соль варить! Железо собираешься покупать?! Освобожу тебя от такой заботы - црены на железо возьму!..
* * *
Иван Заикин проснулся от того, что кто-то на нем лежал.
- Вот коровин сын! Удавишь эдак-то... - десятный ватаман скинул с себя Гришку. - Как на перине улегся, - встал: - Вечером не заснешь, утром не поспишь - хватит!.. Не пущу под тулуп - спи один...
Крестясь и ругаясь, ватаман нашарил в темноте выход, вылез с сенника во двор. Сходил по-легкому. Было еще темно. В небе ни звезды, но морозно - хорошо.
Вынырнула хромоногая фигура Пожняка.
- Воевода велел будить - поедем к солеварам в Усолье...
До Усолья дошли быстро и легко по застывшей Летке. Гришка, ехавший верхом на сером коняге, с копьем-долгомером, вставленным в специальный чехол на стремени, увидев на второй день пути курящиеся дымом мохнатые, засыпанные снегом крыши изб, подумал, что это очередное село. Но когда приблизились и стали проезжать большие лежбища дров, длинные сараи, свернули к боярской усадьбе за высоким тыном, догадался: "Соляные прииски боярина Игната Репина".
На следующий день, морозным звездным утром, воевода поднял воев, приказал выгребать соль из амбаров у боярина и мужиков-солеваров. Забирали все - подчистую.
- Как они без соли-то?
- Наварят, - нахмурился воевода, отвечая Ивану Заикину.
Когда блестящее зимнее солнце приподнялось над лесом, трех солеваров-кузнецов, под присмотром Гришки и еще одного воя, послали разрубать црены. Воевода с Игнатом Репиным начал собирать мужиков для полка.
Гришка с удивлением рассматривал солеварные приспособления:
"Как просто!.. - по деревянным лоткам солеродная вода поступала в большие чаны, оттуда в огромные котлы - он скребнул ногтем черные от сажи бока - под ним блеснула медь. - Гли-ко - медные!" - снова удивился.
- Для чего котлы-то? - спросил у мужика.
- Вываривается, густеет в ем рассол, а потом уж в црены выливаем, - показал на большую железную сковороду длиной и шириной около двух саженей, высотой 5-6 вершков38. Под ним - глинобитные печи. Остальное сам додумал: вода испарялась в црене и на дне рождалась соль...
Теперь понятно, почему так много нужно дров.
Первый црен разрубили быстро. Когда перешли в другой солеварный сарай, где были поменьше котлы и црен, мужики, пошептавшись друг с другом, отказались работать. Встав на колени на сухую зольную землю перед устьем печи, стали молиться, просить бога, чтобы пожалел их - оставил всем миром поставленный црен.
- Он нас с нашими женками и ребенками кормит, поит и одевает...
Осподи милостивый! Пожалей - не дай увезти црен...
Напарник Гришки - вой лет тридцати - хотел заставить мужиков работать, но двое, встав, так замахнулись молотами, что воям пришлось отскочить к дверям; а третий кинулся к висящей на столбе железке - ударил кувалдой...
Набатные звуки подняли жителей, как пчел в улье...
Мужики с секирами, вилами, а затем и бабы с ребенками повыскакивали из приземистых изб с огромными снежными крышами-шапками, побежали к сараю.
Гришка с товарищем бросились из солеварни, вскочили на коней, отъехали...
Опередив баб, без шапки, в рубашке, но при оружии прискакал воевода с воями. Он хотел спешиться, войти в сарай, но мужики загородили вход, грозно зашумели. Конь его, утопая по брюхо в снегу, заплясал, брызгая во все стороны радужно искрящейся на солнце сухой снежной пылью.
- Железо нужно!.. Татар весной пойдем воевать...
- Обманываешь! - двинские земли будем воевать...
- Себе потом новые црены скуете - эти все равно надо латать...
- Слатаем!..
- Хошь нас без црена оставить, как дровосека без секиры?!
Крики, ругань, злые лица. Из толпы вышелушился аккуратненький старик в белой нагольной полушубе, снял шапку, седой головой поклонился низко Константину Юрьеву.
- Вымрут наши семьи... Ребенков пожалей!..
- Железо счас нужно!.. - еще раз твердо повторил воевода и коротко бросил стоящим в стороне мужикам-кузнецам: - Рубите!.. А то мы сами...
- Чо стоите, мужики-и-и!.. - женский голос пронзил морозный воздух, повис - это бабы с детьми подоспели, встали за своими мужьями.
Вздрогнула от призывного крика двудесятая толпа солеваров. Сверкнула грозно лезвиями секир, пыхнула паром и, нацелив трехпалые острия деревянных вил, двинулась на воеводу с воями.
- Добром прошу! - выхватил меч Константин Юрьев. - Идите по избам, баб с ребенками не морозьте... Выборных в ратники готовьте - завтра им в Слободу идти... - воевода попытался остановить звереющих мужиков.
Оглянулся, отыскивая глазами боярина Игната Репина, но тот так и не показался.
- Не дадим грабить себя!..
- Вы сами, как татарва!..
Подбадриваемые криками и взглядами жен и детей, мужики решительно и бесстрашно напали на верховых воев... И Гришка вновь услышал страшный шум боя, который оглушил прекрасный зимний день дикими криками, ругательствами, звоном железа, треском копий, ржанием и храпом коней, визгом, плачем женщин и малых ребенков.
...Острая боль - ниже колена - обожгла ногу; не отпрянь конь, деревянный ослоп39 достиг бы цели. Детина вновь замахивался - теперь Гришке не уйти: конь его прижат к заваленной снегом куче дров.
"Убьет!.. Вот так вот умереть?! А как же поход?.. Васена?!" - Гришке захотелось жить, вспыхнула в нем сила - почувствовал себя таким мужественно-уверенным, что, идя в атаку и зная, что ему уже не остановиться, испугался своей решимости и того, что он сделает...