Он почти визжал, шепотом, правда. Этот истерический шепот был так пронзителен, что метался по лестничным маршам, взлетал под самый потолок на девятом этаже и опускался ниже первого этажа, где была дверь в подвал. Пожалуй, он даже вылетал через раскрытую дверь подъезда, как ядро из пушки. Я решил, что надо прекратить этот концерт, но Коля и сам заткнулся.
— Я испугался… — сказал Коля и опустил глаза. — И перестал звонить ей, а при встрече сказал, что у меня с ней все кончено.
Сигарету он докурил до конца и петрыкнул окурком на площадку между этажами. Окурок улетел красным светлячком.
— Как ты думаешь, чего хотел дядя? — спросил я.
— Боялся аморалки.
— Аморалки?
— Дядя не хочет, чтобы на его горячо любимую племянницу кто-нибудь залез, — решительно сказал Коля. — Понимаешь меня?
— Нет, — сказал я. — Как ты говоришь, это было пять лет назад.
— Не только пять лет назад. Все время.
— И сейчас?
— И сейчас, — кивнул Коля. — Сейчас особенно, — сказал он. — Он бегает за ней всегда и всюду. Как только у кого-то с Надюхой что-то начинается, он оказывается тут как тут. И все.
— Что «все»?
— Говорит о том, что у нее проблемы с наркотиками, что себя не контролирует, что никому с ней лучше не иметь дело. Не то, говорит, пожалеете. Грозит, короче. И все. В большинстве случаев этого хватает.
— И все?
— Этого хватает! — повторил Коля.
Я вздохнул, переваривая информацию. Она показалась мне довольно странной.
— А где она сейчас?
Он посмотрел на меня испытующе, затем сказал:
— Ладно. В конце концов, она сказала, что тебе я могу довериться. Она на даче, — Коля вздохнул. — На моей даче. Я дал ей ключ. Хочешь, дам тебе номер телефона?
— На твоей даче есть телефон?
— Естественно, — пожал плечами Коля. — Это правительственная дача.
С номером телефона Колиной дачи я возвращался домой. Коля предупредил, чтобы я не совался на эту его дачу, потому что там охрана с собаками и нужен пропуск. Пропуск он мне не даст, а вот позвонить я могу. Дальнейшее, мол, зависит от Нади.
Ну что же… Колино предупреждение я уважал, на дачу к нему соваться не собирался. Положительно, у меня сегодня получится вечер телефонных звонков. Если я совершу еще один, последний, и совершу удачно, это будет достойный финал!
Часы показывали одиннадцать вечера — двадцать три ноль-ноль. Сначала я порывался позвонить из автомата, потом подумал, что нам с Надей предстоит долгий разговор, который лучше вести. в спокойной обстановке. Но потом я вспомнил, что, скорее всего, по распоряжению Чернозуба мой номер давно поставлен на прослушивание. Короче говоря, я все-таки остановил машину, когда увидел очередной телефон-автомат.
Этот телефон-автомат на Волгоградском проспекте был расположен довольно-таки уютно. Он висел на стене дома возле входа в магазин. Ну, не совсем возле входа, а сбоку. От внешнего мира его почти закрывал высокий куст с не успевшей осыпаться листвой.
Когда я добирался до стены, то споткнулся о тело, лежащее на земле. Это был пьяный. В ответ на удар моего ботинка он слабо застонал, а потом выругался и принялся с настойчивостью идиота перечислять все забегаловки, где он, видимо, сегодня побывал:
— Пивная у «Ширака» — раз, — бормотал пьяный, — Шашлычная в «Трех кустах» — два, «Ласточка» — три, «Березка» у Долгопрудного — четыре, «Березка» на Лиственных лугах — пять…
Дальше я слушать не стал, набрал номер.
Трубку сняли сразу же — еще не прозвучал ни один гудок. Я еще не услышал голос, но дыхание, которое раздалось в трубке, несомненно принадлежало Наде! О, как мне сразу захотелось заговорить с ней, этой девушкой, высоким стилем! Но я не решался, я молчал, собираясь с мыслями. Надя тоже молчала. Дышала и молчала.
А потом я выпалил, даже не поздоровавшись:
— Ты боишься? Ты не бойся…
Молчание.
— Это я, а не дядя…
— Какой дядя? — завопил за моей спиной пьяный. — Это какой-такой «дядя»?
Надя бросила трубку. Но перед этим она так шумно вздохнула, что я лишний раз уверился — это она и никто-никто больше.
Потом я снова позвонил и уже спокойно произнес:
— Привет, это я.
Глава 3
Гошика «подставили»
Назавтра я приехал в Здание к девяти утра, сел за свой стол — тот самый, который стоял в прозрачной загородке, и принялся работать. Я работал как заведенный. Или как робот. Я писал эти дурацкие статьи. Робот, в принципе, не пишет статей, но я действовал именно как заведенный, без единой мысли в голове, движимый только собственным долгом перед Дедом и его желанием заполучить стилизованные речи Чернозуба…