В конце концов я не выдержал и промычал что-то… вряд ли приветливое.
— Здравствуйте, — после паузы ответил Звягинцев. Ему показалось, что я с ним поздоровался! — Вас не удивляет, что мы с вами куда-то едем?
— После нашего прошлого разговора меня ничто не удивляет, — тихо проговорил я.
Майор улыбнулся и перевел взгляд за окно. А я почувствовал, что мне хочется спать. Что за черт, может, этих гавриков в МУБОП учат гипнозу? Майор Звягинцев смотрел на меня так пристально и так долго, что мог многое внушить.
Но я засыпал… Перед тем как отключиться, подумал, что майор даже не подозревает, каким неожиданным образом был использован его опыт в обращении с микровидеокамерами. И еще у меня мелькнула мысль, что за рулем сидит рябой прапорщик — его затылок я успел узнать, глянув майору через плечо.
Чуть позже я с удивлением обнаружил, что автомобиль, в котором мы ехали, остановился у ворот дачного поселка «Зеленые холмы». Справа за воротами возвышался домик сторожа… знакомый домик сторожа! Меня вывели из машины, и тут я удивился снова. Оказывается, мы ехали на том самом черном джипе, который подкатывал к подъезду офиса Гошика. Или, по крайней мере, на таком же. Правда, эта машина не имела красной мигалки на крыше, но мигалку, прикрепляемую на магните, можно было и снять.
Джип проехал через ворота и замер. Проследив за ним взглядом, я с удивлением увидел микроавтобус «скорой помощи», милицейской УАЗик, неизвестные «жигули» с районным номером, на которых не было знаков какого-либо ведомства.
Между машинами суетились люди. Несколько человек в костюмах при галстуках стояли на крыльце сторожки. Входная дверь была распахнута настежь.
— Пойдем, Паша, — сказал майор Звягинцев и мягко подтолкнул меня к крыльцу.
Я, спотыкаясь, побрел к домику. Что-то удерживало меня от протеста, может быть, поднявшееся в душе волнение. Я не мог понять, что здесь произошло. Лишь волнение возрастало во мне с каждым шагом.
Мы поднялись на крыльцо. Переступив порог, очутились в комнате, еще не жилой, а как бы в сенях. Здесь был установлен стол с телефонным аппаратом. Отсюда дачники обычно звонили в город.
И тут я вздрогнул. На полу рядом со столом лежал Петрович. Он лежал на животе, лицом вниз, а повсюду была кровь. Повсюду. Какие-то кляксы… лужи… не могу сказать точно, что еще. Весь пол был в крови.
Я присел над ним. На меня тут же набросился какой-то коротышка, на которого я сперва не обратил внимания:
— Не трожь! Видишь, я работаю?
Но к коротышке уже обратился Звягинцев, и тот успокоился. Согнувшись, он принялся за прерванную работу. Я присмотрелся: судя по всему, это был медэксперт. Он пыхтел, обводя фигуру Петровича мелом. Пришли еще какие-то люди, сели за стол, стали засовывать какие-то окурки в полиэтиленовые хрустящие пакеты. Я плохо понимал, что происходит.
По ступенькам крыльца прогрохотали шаги, в комнату ввалились два широкоплечих парня в белых халатах с закатанными рукавами. Они приволокли носилки.
— Куда ставить? — спросил один.
Это были санитары; Звягинцев неопределенно махнул им рукой.
Парни опустили носилки на пол и начали переворачивать тело.
— Погодите, — сказал вдруг майор. — Узнаешь?
Это он спросил у меня. Кровь бросилась мне в лицо, но я узнал беднягу Петровича, я не мог не узнать его.
— Кто это? — поинтересовался Звягинцев.
— Здешний сторож, — ответил я.
— Видимо, полез чинить телевизионную антенну, — тихим голосом доложил коротышка. — Полез и сорвался. Провод затянулся на шее, порвал горло. Вот здесь и здесь! — Задрав голову, коротышка показал, в каких местах на шее у Петровича были рваные раны. — Оттого здесь столько крови.
Я поднял голову. Люк на чердак располагался, прямо над телефонным аппаратом. Сейчас этот люк был распахнут, из темноты прямоугольного отверстия опускалась спираль витого провода без изоляции. Я вспомнил, как Петрович рассказывал, что пробует приспособить под антенну какой-то «колючий провод».
— Он не собирался покончить жизнь самоубийством? — спросил майор.
— Кто ж его знает? — пожал плечами коротышка.
— А как ты думаешь? — спросил майор.
Я промолчал. При этом я крепко сжимал зубы, чтобы меня не вырвало.
Звягинцев еще что-то спрашивал, я не очень внятно отвечал. Петровича тем временем вынесли. Я подумал, что за окном людей, которые могли опознать труп, сколько угодно, так почему же меня приволокли сюда из самой Москвы? За сто километров?