Несколько засохших бисквитов и заплесневелых лепешек она растягивала так, чтобы всегда можно было заглушить приступы голода, и в какой-то степени ей удалось избежать полной потери сил. В отличие от остальных невидимых узниц, предававшихся отчаянию и стонавших, метавшихся, теряя силы, Рэйвен усилием воли заставляла себя сражаться с приступами отчаяния, бороться за жизнь.
Более всего угнетала неизвестность. Что намеревались сделать с ней и всеми остальными узницами? Временами Рэйвен казалось, что она сойдет с ума от ужаса. А иногда её вдруг охватывал безотчетный страх за жизнь ребенка. Что, если эти жестокие люди, так громко топавшие по мокрой от дождя палубе, задумают причинить вред ее ребенку?
За долгие часы пребывания в полной тьме она поняла, что вокруг нее одни женщины. Трудно было понять, сколько несчастных втиснуто в эту вонючую тюрьму, но все они были женщинами. И Рэйвен гадала, какую же судьбу уготовили для них тюремщики? Однажды ее осенило: Рэйвен поняла, что именно поэтому все они здесь и находятся – потому что все узницы были женщинами.
И все же Рэйвен категорически отказывалась верить, что их предполагали продать в рабство. Никто, пыталась она убедить себя, никто не решится похитить англичанку, чтобы сделать ее белой рабыней! И даже если подобное все же случилось, она, несомненно, будет освобождена, как только сообщит этим подонкам, кто она на самом деле!
Бессмысленно было гадать, сколько дней, недель или месяцев их держали в этой темной тюрьме, провонявшей потом и испражнениями, – Рэйвен уже давно утратила чувство времени. И вот как-то раз крышка люка откинулась, и она услышала грубый мужской голос:
– Выходите, слышите? Выходите на палубу!
Этот голос так ошеломил ее, что Рэйвен не сразу сообразила, что кричали по-английски.
Несмотря на охватившее ее желание немедленно подняться на палубу и глотнуть свежего воздуха, Рэйвен колебалась. Ужасы трюма были ей хорошо известны, но здесь она находилась в относительной безопасности. А вот что их всех ожидало наверху? Наконец она решилась. Цепляясь за грубые поручни кое-как сколоченного трапа, она начала медленно карабкаться на палубу. У самого люка какой-то матрос подхватил ее и вытащил наверх. Стоя на дрожащих от слабости ногах, она моргала, глядя на тусклое зимнее солнце, ослепившее ее привыкшие к темноте глаза. Затем, пошатываясь, побрела к спасительному борту и, вцепившись в него, закрыла глаза. Когда Рэйвен вновь их открыла, она увидела необъятные океанские просторы.
Подставив лицо под теплые лучики солнца, пробившиеся сквозь тучи, Рэйвен почувствовала необыкновенный прилив энергии. Она была поражена: оказывается, солнце и свежий ветерок способны сотворить чудо! Несколько секунд Рэйвен стояла неподвижно, смакуя вкус свободы. Затем повернула голову и осмотрелась. Представившееся ей зрелище повергло ее в ужас. До сих пор Рэйвен даже не представляла себе, как выглядят женщины, страдавшие вместе с ней в зловонном трюме. Теперь она видела их, изможденных и полуживых от страха. Двое матросов в грубых робах вытаскивали узниц на палубу, поскольку ни одна из них не могла выбраться наверх самостоятельно, настолько они были слабы. Догадка Рэйвен подтвердилась: все эти несчастные были женщинами. Но их национальная принадлежность и при свете дня оставалась для неё загадкой. У некоторых из пленниц кожа была чернее ночи, у других были огромные и черные, как сливы, глаза и необыкновенно утонченные черты лица. И все они кутались в истлевшее вонючее тряпье. Они могли быть мавританками, египтянками, эфиопками и бог знает кем еще, но все эти женщины имели нездоровый цвет лица с каким-то могильным налетом, запавшие щеки и потухшие безжизненные глаза.
Неужели она выглядела точно так же? Рэйвен чуть не вырвало от отвращения. Взглянув на свои руки, она заметила, что они очень похудели и дрожат, а ее шаровары, казалось, стали еще шире. Но Рэйвен тотчас же забыла обо всем на свете, как только заметила свой четко обозначившийся животик под мятой тканью широкого камиза.
Она даже ахнула от радости, ее глаза увлажнились, и одинокая слеза засверкала на черных ресницах. Ребенок был жив! Немного обеспокоенная, она украдкой сунула руки под камиз и погладила мягкую округлость. «Благодарю тебя, Господи, – подумала она, – благодарю тебя тысячу раз, что я не подвела Шарля хотя бы в этом!»
И тут снова раздался грубый мужской голос:
– Ну как? Вы построили их для просмотра, Ролло? А-а, отлично, просто великолепно!
На палубе появился тучный пожилой мужчина с белокурыми волосами, обрамлявшими круглое мясистое лицо. Легкий утренний бриз трепал полы его элегантного пиджака; под бледными лучами солнца поблескивали начищенные медные пуговицы. Маленькие поросячьи глазки оглядели дрожащих от страха женщин. Толстяк смотрел на несчастных, причмокивая красными губами. Если этот тип – капитан корабля, с упавшим сердцем подумала Рэйвен, то ей придется немало потрудиться, чтобы убедить его в том, что она англичанка и свободная женщина; более того, сомнительно, что он проявит милосердие.
– Где те, которых передал Камаль? – спросил капитан, уперев свои толстые, волосатые руки с перстнями на каждом пальце в жирные бедра.
– Вот эти, – ответил моряк по имени Ролло; он указал в сторону небольшой группы женщин, среди которых находилась и Рэйвен.
– Давайте-ка взглянем на них, – предложил капитан.
Поглаживая ладонью свой мясистый подбородок, толстяк подошел к молоденькой девушке. Она заплакала и отвернулась. Капитан схватил ее за плечи и, притянув к себе, долго смотрел в испуганные черные глаза. Рэйвен вскрикнула, когда жирная рука капитана опустилась на маленькую девичью грудь. Девушка продолжала тихонько всхлипывать. Остальные женщины застыли, словно каменные изваяния.