Доктора передернуло от дерзости, но он подчинился, упомянув, правда, о некой жалобе. Резалин вышел и прошел вдоль очереди. Лидочка еще в училище четко уяснила главное правило медработника вне службы: не высовываться, не рисоваться. Лучше никому не знать, что ты - медик. Однако она так спешила на связь с Землей, что забыла снять белый халатик, по которому-то и приметил ее Леонид Денисович.
- Лида! - позвал голос капитана. - Собакова! Ты чего прячешься?
- Я... Тут столько...
- Вперед, на помощь больному, - далее Резалин добавил, скорее, заученно: -Бе-е-гом марш!
Лидочка вышла и быстро, только бы не заметить ни одного взгляда, обращенного на нее, зашагала. Волна полуоборотов с каждым стуком ее каблучков переходила в девятый вал. Капитан обнял ее за плечо и провел в радиорубку.
В отличие от ярко освещенного медотсека, комната связистов была погружена во бежево-оранжевый мрак. Цвета на экранах подбирались таким образом, чтобы не вызывали у радистов усталости глаз. В одном из ложементов, развернутом к двери, сидел, едва ли не сложенный пополам старшина второй статьи Андерс. Суровое, зимнее дыхание, точно вьюга, вырывалось из его широко открытого рта. Голубые глаза, когда отворилась дверь, расшились в ужасе, словно коридорный свет выхватил силуэты чудовищ, но не страх в них читался - мольба.
- Закройте дверь, - Лидочка взяла себя в руки.
Она сняла туфельки и отдала капитану. Сама прошла вперед, на цыпочках, тихо.
- Все хорошо. Что случилось?
- Он закричал... - отозвался радист со снятым с одного уха наушником.
- Вас я не спрашиваю, - тихо, чтобы не ранить больного шумом, но твердо произнесла Лидочка. - Что случилось, Андерс? Вы можете говорить?
Радист кивнул. Он все еще дышал часто и смотрел в одну точку. Лидочка терпеливо ждала.
- Сердце... - сказал он, наконец. - Душно... Тошнит... Салация скверна, целует.
- Тише. Возьмите мою руку, сожмите.
Ладонь другой руки Лидочка приложила к холодному, мокрому лбу радиста. Провела по волосам, как мама, как заботливая женщина, и спустилась на шею. Все было мокрым, точно его ливнем окатило. Чуть надавила пальцами кпереди от грудино-ключично-сосцевидной мышцы - пульс бил учащенно: ударов девяносто навскидку, равномерно; ощущалась умеренная плотность внутренней сонной артерии.
Лидочка поднялась и попыталась высвободить руку, но Андерс обхватил ее и сжал.
- Не уходите!.. Не оставляйте... Я не хочу ко дну!..
- Я здесь, все хорошо. Я никуда не ухожу. Хотите держать, держите.
Она не врала пациентам. Осталась. Андерс ослабил хватку, нехотя.
- Леонид Денисович...
- Что-то серьезное?
- Как все началось? Ничего не утаивайте. Это о-очень важно для постановки диагноза.
- Уши надели! - скомандовал Резалин связистам, затем продолжил: - Андерс принимал сообщение из космопорта приписки. Очень плохие новости, Лида. Остальное под грифом «совершенно секретно». Надеюсь, понимаешь. После этого, его затрясло, словно током ударило. Потом он погрузился в прострацию, бормотал, мол, зачем мы так упрямо спускаемся на глубину, там, дескать, дышать еще труднее, и сжимает грудь.
- Вызовите Нёйле Ляштингяла, сейчас ее вахта. Пусть принесет первую коробочку. Так и скажите, «первую».
- Так что с ним?
- Переволновался, приступ паники это, товарищ капитан. Очень редко, когда сердце болит с нормальным пульсом, а тут и тошнота, и приступы озноба и жара, делирий онейроидный...
- Оставь меня без подробностей! - Резалин замахал руками, завертелись в воздухе Лидочкины туфельки. - Знать не желаю ваших диагностических колдунств.
Фельдшерица улыбнулась.
- Вам бы немного света включить, чтобы не так страшно было.
Дали свет, приглушенный, но все же стало заметно уютнее. Андерс чуть успокоился, и больше не держал Лидочку. Впрочем, она не отходила от него, сама держала за плечо. Это ему помогало. Дыхание стало более спокойным и ровным. И лицо начинало приобретать обычный розоватый оттенок.
Через семь минут прибежала Нёйле. Она вошла и поставила укладку рядом Лидочкой и раскрыла ее.
- Нитроспрей, два, ацетилку разжевать, - спокойно приказывала Лидочка крупной в кости и полнощекой ровеснице с рыжим пучком на затылке. - Феника, ноль пять.
- В вену? Мышцу?
- В мышцу. Не будем мучить, но пусть его сначала в кают-компанию отведут. Карту я, забегу, сама напишу.
Нёйле собрала укладку и, перекинув руку Андерса через себя, начала выводить его из радиорубки. Остановилась. Запустила руку в карман и вытащила дата-карту, которую передала Лидочке.
- Снимай халат, в ЦСО отнесу, - Нёйле подмигнула.
Лидочка в ответ поцеловала воздух. Андерс не был участником этого спектакля с передачей сообщения для отправки на Землю, просто оказался в нужном месте и в нужное время. Если вдруг на месте Лидочки оказалась бы Ляштингяла, то поступила бы также.