— Нет. Мне известно лишь, что у него были карие глаза и классные волосы. Хотя… говорят, что он турок.
— Теперь ясно откуда у тебя такая уникальная внешность.
Наши взгляды встретились, румянец окрасил щеки Розы, но она первая отвела глаза в сторону, попытавшись замять неловкую паузу очередным вопросом.
— Твоя мать и сейчас терпит его? Неужели она позволяла ему это?
Мысль о подобной жестокости привела Розу в бешенство. Я разделял её чувства. Этот заряд проник в нас одновременно. Мы сжали кулаки и стиснули зубы.
— Она — да. — Я до сих пор с удовольствием вспоминаю испуганное лицо этого мерзавца, когда я впервые прервал его экзекуцию над мамой, сломав нос, челюсть и добрую половину рёбер. Я больше не мог смотреть на кровавое месево, которое он оставлял после своего ухода. — Я — нет.
— Расскажи мне, расскажи! Ты выбил из него это дерьмо? — Роза подпрыгнула на месте, ухватив меня за рукав. Кто бы знал заранее, что подобные разговоры могут восхитить девичье сердце.
— Именно. — Я широко улыбнулся.
— Класс! Ты отдубасил своего папочку! В смысле, это, конечно, ужасно, но… Здорово! Значит все эти рассказы правда.
«Рассказы? Неужели я пропустил какой-то слух, да и кто осмелится болтать обо мне?»
— О чем ты?
Вскочив на ноги, Роза сделала несколько шагов в сторону корпуса, но я быстро нагнал её, перехватив за локоть и развернул к себе.
— Роза?
— Так, ничего. Это просто болтовня, которую мне рассказывали ещё в первый день после возвращения…
Я не понимал, почему краска так сильно залила её лицо. Она переминалась с ноги на ногу, но я упрямо ждал ответа, не отпуская не руки. Пусть уворачивается сколько угодно, но любопытство уже взяло верх.
— Ну… в академии у тебя есть своё прозвище…
«Конь в пальто? Черт из табакерки? Дьявол? Гестапо? Гитлер?»
— Я весь во внимании.
— Все называют тебя богом. — Сказала она еле слышно, почти пропищав. — С восхищением и опаской, конечно же.
Закатив глаза, я со смехом выдохнул и покачал головой. А я то уж переживать стал. С моей то репутацией могло быть и хуже. Вернувшись к помосту, я подхватил все наши вещи, все ещё прокручивая в голове это странное, не соотносящееся со мной — простым парнем, прозвище.
— Пошли, у тебя урок скоро.
Секунду после Роза постояла на месте, а затем почти вприпрыжку нагнала меня, сравняв ритм шага с моим.
— Сколько тебе тогда было лет? Ну, когда ты объяснил своему отцу кто есть кто.
— Тринадцать.
— Ты отколотил отца, когда тебе было всего тринадцать?
— Я тренировался с раннего детства и уже в то время был крепким и сильным, да и ростом не обделён. Я не мог и дальше смотреть на это. Хотел, чтобы он усвоил — быть мороем из королевской семьи не означает, что можно творить что угодно с другими людьми… даже с «кровавыми шлюхами».
На лице Розы читалось глубокое сожаление и внезапное удивление. Но сочувствие мне ни к чему. Я не принимал отца никогда, а мать… она сделала свой выбор, когда из раза в раз продолжала прощать его.
— Мне очень жаль.
— Не бери в голову, она любит его, а сердцу не прикажешь.
— Интересно, — задумчиво пробормотала Роза, — любила ли мать моего отца? Может он и не знает о моем существовании. Не хотелось бы оказаться дочкой одного из королевских.
Я не ответил. Мысль о том, что я стоял в родстве с самой королевой, меня тоже не особо радовала, тем более я не разделял ее системы правления и мнения насчёт дампиров, но ничего уже не мог исправить. Я тот, кто я есть.
Подойдя к корпусу, я по привычке открыл перед Розой дверь, держа все наши вещи одной рукой, но Роза запротестовала и попробовала отнять у меня свой рюкзак. Я накрыл ладонью её пальцы и почувствовал, как огрубела нежная кожа её маленьких ладошек. Опустив сумки на пол, я, не слушая протестов, взял руки Розы в свои и развернул к себе ладонями. Мы почти не тренировались на улице последние дни, но все же от холода нежная покрытая легким загаром кожа огрубела и пошла трещинами, некоторые из них даже кровоточили. Кое-где появились волдыри от турников и кола.
— Твою мать!
Я практически поволок девушку к тренажёрному залу, где в каморке преподавателей была аптечка со всем необходимым. Взбешённый беспечностью и безответственностью Розы к собственному телу, я был грубее, чем того требовала ситуация. Роза не имела никакого права подвергать совершенное творение таким издевательствам. Неужели ей совсем не больно? Или она настолько погрузилась в свои проблемы, что даже не заметила глубоких ран?
С силой зашвырнув сумки на узкий потрёпанный диван, я толкнул Розу к столу и приказал сесть. Она молча послушалась и не найдя стула, заняла место на краешке стола, пока я рылся на полках в поисках маленькой синей сумки с белым крестом.
— Где твои перчатки? — Почти рыча спросил я, все ещё вымещая свою злость на аптечке, молнию которой заклинило на полпути.
Роза безразлично глянула на свои руки. Её не смутил внешний вид израненных ладоней и пальцев.
— У меня нет перчаток. В Портленде в них не было нужды.
Тон голоса, которым она со мной разговаривала, заставил злость клокотать в моем теле сильнее. Сидя на краешке стола, она болтала скрещёнными ногами и следила за мной.
— Да и потом, ты можешь задать этот вопрос тому чертовски наглому дампиру, который собирал мой чемодан, когда за шиворот притащил меня в Монтану.
Я хлопнул ладонью по столу, Роза вздрогнула и ойкнула, но больше ничего не сказала. Я сжал кулак, направляя негативную энергию на выход. Давненько я так не выходил из себя, но после встречи с Розой, мои всплески эмоций стали нормой.
«Нет, эта девчонка и правда сведёт меня с ума! Это я ещё и виноват?!» — Я закрыл глаза и медленно вдохнул.
— В любом случае, это только начало. — Мне послышалась в ее голосе странная грусть.
— Начало чего?
Достав перекись и большой ком ваты, я подошёл к столу и грубо разведя коленом ноги Розы, занял место между ними. Мне плевать на то, как все это выглядело и ее прерывистый, полный возмущения вдох туда же. Если она сама не следит за своими руками, я сделаю это за неё, даже если на это потребуется каждая из наших тренировок.
— Превращения меня в Альберту, — немного помолчав, сказала Роза. В её голосе столько печали, но она, глупышка, не понимает, что ничего в этой жизни не в состоянии испортить ее красоту. — В нее и… в типичную женщину-стража, жёсткую, мускулистую. Постоянные тренировки и работа в любых условиях… где уж тут выглядеть хорошенькой.
Осторожно, боясь повредить эти нежные руки ещё больше, я промывал раны, стирая засохшую кровь с маленьких, но глубоких ранок куском ваты, смоченным в перекись. Роза не дрогнула, не ойкала, даже не моргала. Ей будто бы вообще не было никакого дела до боли.
— Просто мне пора начать привыкать вечно ходить в синяках и испытывать боль и дискомфорт. Хотя такая жизнь разрушает нас. Я имею в виду женщин, их внешний вид.
Я выпрямился и закручивая колпачок бутылочки с перекисью, непроизвольно стал разглядывать лицо девушки ставшей для меня всем. Она ещё так юна и по-своему наивна. Мне бы хотелось, чтобы эта прекрасная черта ее характера никогда не иссякла, прячась за грузом той ответственности, что ждёт не после выпуска. Я тонул в теплоте ее карих глаз. Роза подняла голову и ее лицо стало ещё ближе к моему, рот приоткрылся, кончик языка скользнул по губам. Я тяжело сглотнул и пробормотал, сам того не понимая.
— С тобой это не произойдёт. Ты слишком…
Сколько же разных комплиментов мне хотелось ей сказать. А лучше всего сейчас было снять с неё всю одежду и осыпать ее тело поцелуями. Каждый сантиметр молодого девичьего тела. Непрошеные образы нагой Розы, сидящей на этом чертовом столе, станут моим сегодняшним ночным кошмаром. Молча, я покопался в аптечке и достал мазь с пантенолом и выдавил на ладонь небольшую порцию. Но Роза внимательно изучала моё лицо и мне стоило что-то сказать или хотя бы закончить фразу.