Можно даже принять это за возбуждение.
Несмотря на то, что физически я чувствую себя паршиво, мой разум ясен. Возникает ощущение глубокого, абсолютного спокойствия. Я никогда не чувствовала себя так умиротворённо. Как будто кто-то забрал всё то, что когда-либо причиняло мне боль, все разбитые надежды и горькие отказы, оскорбления и унижения, и сжёг их дотла.
Я чиста.
Я поворачиваю голову и смотрю в окно. Небо становится серым. А на его фоне вижу тёмный силуэт.
Упырь.
Воспоминания о прошлой ночи возвращаются, и я задыхаюсь от шока. Я должна была умереть. Он убил меня.
И всё же, я здесь, дышу, и мне больно. И, определённо, я жива.
Он открывает окно. Я не вижу его лица, но отчаянно нуждаюсь хотя бы в толике его внимания. Потому что то, что он сделал со мной, сделало меня жадной. Мне нужно больше.
— Ты вернёшься? — спрашиваю я едва слышно.
— Не жди меня. Никогда, — отвечает он, отворачиваясь.
Он исчезает в окне. Я всхлипываю, издавая жалкий, прерывистый звук. В моём нынешнем состоянии встать с постели почти невозможно, поэтому я внимательно прислушиваюсь. Но с улицы не доносится ни скрипа шин, ни криков.
Он не разбился насмерть. Нет, он просто бросил меня.
Навсегда.
Я лежу, набираясь сил, чтобы встать, в то время как моё спокойствие разлетается на миллион осколков. Миллион очков Адама. Передо мной разверзается тёмная пасть отчаяния, и мне хочется шагнуть туда и быть поглощённой, чтобы больше ничего не чувствовать.
Время идёт. На улице уже светает, когда я наконец переворачиваюсь на здоровый бок и опускаю ноги на пол. Голая и прихрамывающая, я иду в ванную.
Я осматриваю своё тело в белом, безжалостном свете лампы. Это одновременно и лучше, и хуже, чем я ожидала. Все раны затянулись корочкой, и, хотя у меня никогда не было подобных ножевых ранений, есть сильное подозрение, что мои вовсе не выглядят свежими. Они наполовину зажили. Я приму несколько таблеток ибупрофена и буду как новенькая.
На горле у меня синяки от того, что Упырь душил меня в клубе. Ничего такого, что не смог бы скрыть шарф. Рану на моём плече, – покрытый корочкой отпечаток его зубов, также вполне можно скрыть. Это не очень больно. И ещё, есть фиолетовые, с желтизной синяки от того, что Том избил меня две ночи назад.
Всего два дня? Боже, такое чувство, что с тех пор прошла целая вечность.
Я снимаю макияж, скользя по коже тёплой фланелевой салфеткой. Раздаётся тихий стук в дверь, и моё сердце замирает, но я напоминаю себе, что не должна надеяться. Он не вернётся.
— Входи, — говорю я слабым голосом. — Открыто.
Анника проскальзывает внутрь. Клянусь, она выглядит на десять лет старше, чем несколько часов назад, когда мы расстались.
— Ты жива, — говорит она. Её губы бледные, а глаза затравленные. — Господи. Звуки, которые я слышала… А потом наступила тишина… Это было хуже всего. По крайней мере, пока ты стонала и плакала, я знала, что ты жива. Что он с тобой сделал?
Она изучает моё тело, и её глаза расширяются, когда я поворачиваюсь и показываю ей глубокую ножевую рану между рёбрами.
— Анни, — говорю я, когда она начинает дрожать, а на глаза наворачиваются слёзы. — Посмотри на меня. Посмотри на меня, Анни. Мне это понравилось. Всё это. Эта боль была высшей формой наслаждения. Это превзошло всё, что я когда-либо испытывала. Никакие наркотики, которые я принимала, не были так хороши, как то, что сделал со мной Упырь. Обычный секс и рядом не стоит.
— Хах, — она ошеломлённо смотрит на меня, но, должно быть, мои слова прозвучали убедительно. Она мне верит.
В конце концов, у неё было нечто подобное с Оуэном. Боль и удовольствие сливаются воедино. Страх превращается в любовь.
— Но всё равно, — говорит она, хмурясь. — У тебя останутся шрамы. И… Если это будет регулярное мероприятие, тебе понадобится медицинская страховка.
В её глазах вспыхивают гневные искорки.
— Холли, я скажу это только один раз. Точно так же, как ты сказала, когда я была с Оуэном. Выслушай меня, это всё, о чём я прошу, — она делает паузу, чтобы собраться с мыслями, прижимая пальцы к вискам. — Я понимаю, что прямо сейчас это потрясающее чувство. Ты чувствуешь себя особенной. Вот он, серийный убийца, который убил так много женщин, и он не только не убивает тебя, но также оставляет жуткие подарки и трахает. Но это ненадолго, Холли. Он будет требовать всё больше и больше, до тех пор…
Голос Анни срывается, и она выглядит такой разбитой, что у меня щемит сердце.
— До тех пор, пока ты больше не захочешь «отдавать». Но в этот момент ты уже не сможешь сказать «нет». А он будет продолжать «забирать». Это то, что они делают. Он будет забирать до тех пор, пока ты не превратишься в пустую оболочку. И тогда он бросит тебя. Или убьёт.
Она судорожно вздыхает.
— Так что, пожалуйста, Холли. Постарайся выбраться из этого, пока ещё можешь.