Я рыдаю. Он сделал этот выбор за меня.
— Он не вернётся, Анни, — реву я, пока она наполняет для меня ванну чуть тёплой водой. — Всё было так, как ты и говорила. Я дала ему то, что он хотел, и теперь он ушёл!
Хочу сказать, что лучше бы он убил меня, чем бросил, но Анника снова назвала бы меня эмо. И была бы права.
Мне нужно взять себя в руки.
Час спустя я выхожу из ванной слабая и бледная, но решительная. Проглотив немного сухого тоста и некрепкого чая, я принимаю ибупрофен и одеваюсь. Наношу макияж. И всякий раз, когда у меня болит сердце, я напоминаю себе, что больше никогда его не увижу.
Лучше смириться и двигаться дальше.
Кто-то стучит в нашу дверь в десять утра. Анника открывает. Мгновение спустя она входит в мою спальню, бледная и испуганная.
— Полиция. Ты должна пойти с ними.
В принципе я не удивлена. С тех пор как я вломилась в дом Тома, я ожидала чего-то подобного. Он уже проделывал этот трюк однажды. Было очевидно, что он сделает это снова.
По крайней мере, Адам отвлёк меня, так что последние два дня я не переживала из-за этого.
Мои глаза расширяются. Упырь.
— Анни, тебе нужно прибраться в моей спальне, пока они не пришли с обыском, — шепчу я, указывая на пятна крови на ковре и кровати. — Залей всё отбеливателем, или я сяду за убийство.
Веские, изобличающие доказательства.
Она энергично кивает, а я хватаю свою сумочку. Прежде чем уйти, я обращаюсь к ней, моей самой близкой подруге, которая мне как сестра. Больше, чем сестра, потому что её сумасбродство не было вызвано таким же жестоким обращением, какое мне пришлось пережить.
— Прости, — говорю я. — И спасибо.
Меня ждут два офицера, одна из них – женщина-полицейский, которая допрашивала меня после того, как Упырь убил Майка. Они не надевают на меня наручники, но и не отвечают на мои вопросы. Мы едем в участок, и меня ведут в комнату для допросов.
Я наблюдаю за мигающим огоньком камеры в углу, барабаня пальцами по столу. Что-то не так. Если бы они хотели арестовать меня за то преступление, которое сфабриковал Том, они бы зачитали мне мои права и обвинения.
Я не знаю, что происходит, и не могу отделаться от подозрения, что это как-то связано с Адамом.
Я позволяю себе думать так до тех пор, пока мигающий огонёк камеры не гаснет и не входит Том.
Он выглядит внушительно в форме, знак капитана выставлен напоказ. Я вздрагиваю – воспоминание о моей беспомощности в нашу последнюю встречу бурлит внутри, словно яд.
Я не понимаю, почему ему разрешили меня допрашивать. Он мой отчим. Это не должно быть возможным. Но, с другой стороны, Том умеет дёргать за ниточки.
Он умеет получать то, что хочет.
Меня вот-вот стошнит. Мне снова тринадцать, я съёживаюсь от ужаса. Потому что, пока я была в его доме, я могла бы дать отпор. Здесь, на его территории, я действительно беспомощна.
Том подтверждает это, когда подходит к спикеру у двери и говорит тому, кто находится по ту сторону, принести кофе.
— Дай мне полчаса, — добавляет он.
Я вспоминаю всю ту боль и насилие, которые я пережила с Упырём прошлой ночью. Это заняло больше получаса, так что я, конечно, справлюсь сейчас.
Но когда Том поворачивается ко мне с мерзкой ухмылкой на сальном лице, я понимаю, что ошибаюсь. С Адамом я была согласна на всё. И хотя он щедро наградил меня болью, он также не скупился на успокоение и комфорт после.
С Томом это будет насилие в чистом виде.
— Ты сама во всё это ввязалась, тупая сука, — злорадствует Том. — Мне и пальцем не пришлось пошевелить. И к тому времени, как я с тобой закончу, ты получишь пожизненное.
Я задерживаю дыхание, ожидая, что мой ангел мщения разорвёт Тома пополам за то, что тот назвал меня сукой. Но, конечно, он не появляется.
Глупая надежда.
— О чём ты? — спрашиваю я, и мой голос дрожит от неподдельного страха.
Боже, я такая жалкая.
Но если я заставлю его говорить, это отнимет у него немного времени, которое он мог бы потратить на то, чтобы причинить мне боль.
Как всегда, когда я осмеливаюсь надеяться, я ошибаюсь. Том бьёт меня тыльной стороной ладони за то, что заговорила без разрешения, и моя голова откидывается назад – боль вспыхивает в щеке и шее.
Воспоминание о ноже Упыря в моём боку всплывает, когда рана вновь отдаёт болью. Я начинаю дышать чаще, и внутри поднимается новое ощущение силы. Это не надежда. Это тихая уверенность в том, что прошлой ночью я пережила извращённые, изощрённые пытки – и выжила.
Что бы Том ни приготовил для меня – с тем не сравнится.
— Осторожно, — говорю я, точно копируя интонацию Упыря, с которой он произнёс это слово прошлой ночью. — Не стоит делать так, чтобы я выглядела слишком избитой, когда выйду отсюда.
Том усмехается, его кулаки сжимаются и разжимаются, но он больше не поднимает на меня руку. Вместо этого он садится, положив тяжёлые руки на стол между нами.
— Есть лёгкий путь и трудный. В любом случае я получу, что хочу, а ты сгниёшь за решёткой.