Я молчу. Просто жду, когда он заговорит дальше.
— Ты присутствовала на месте двух недавних убийств Упыря, — говорит Том, кривя рот в злорадной ухмылке. — Одно могло быть простым совпадением. Но два – делают тебя соучастницей.
Я хмурюсь. Анника вывела меня из Обители незнакомцев до приезда полиции. Так как…
— Твоя кровь была в том клубе, — говорит он, и ухмылка становится шире. — И ДНК жертвы. Прямо рядом с твоей кровью. Ты действительно облажалась, сука.
Его голос звучит почти ласково, когда он произносит последнюю фразу. Скоро он начнёт напевать. Но не раньше, чем ударит меня.
Но он прав. Я вспоминаю прошлую ночь. Упырь укусил меня за плечо, и немного моей крови, должно быть, попало на пол. И не будет преувеличением сказать, что когда этот парень, жертва, лапал меня, его волосы тоже оказались на полу.
И, конечно, в их базе данных есть моя ДНК с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, и я отсидела некоторое время.
Я содрогаюсь, вспоминая те три месяца, которые провела в тюрьме. Это время научило меня большему, чем восемнадцать лет относительно нормального существования.
Я скорее умру, чем вернусь в тюрьму.
Но тогда речь шла о хранении наркотиков, и доказательства было трудно опровергнуть. Том подбросил мне в рюкзак метамфетамин и организовал плановую проверку в школе по поддельным наводкам. Мой рюкзак обыскали трое полицейских, и, конечно же, их слово против моего.
Я не могла защитить себя, столкнувшись с такими доказательствами.
Он сделал это после того, как узнал, что я помогла маме нанять адвоката по бракоразводным процессам. Это было гениально, правда. У меня не было ни единого шанса против него.
Но теперь всё, что у них есть – это немного крови и волос. Это и вполовину не так ужасно, как предполагает Том.
Поэтому я усмехаюсь и скрещиваю руки на груди.
— И как именно это приведёт меня в тюрьму?
На его виске пульсирует жилка. Он встаёт и подходит ко мне. Я напрягаюсь, но не встаю, не съёживаюсь.
Тому везёт. Он бьёт меня по рёбрам, вняв моему предупреждению о том, чтобы не оставлять видимых следов насилия.
Тяжёлый кулак попадает точно в рану.
В глазах вспыхивает белым от боли, и я жалобно всхлипываю, сжавшись пополам. О, Боже. Нет, я всё-таки этого не переживу.
К счастью, Том пока доволен. Он возвращается на своё место и откидывается на спинку стула, с торжеством наблюдая за мной.
— Теперь ты не такая высокомерная, не так ли, сука? Итак, вот что я предлагаю. Ты признаешься, что объединилась с Упырём. Вы вместе убили Дэвида Новака. Вы напарники.
Если Том думает, что я действительно это сделаю, он сумасшедший.
— Или? — спрашиваю я, потому что у него наверняка есть какой-то план, как заставить меня.
— Или я буду бить тебя, пока ты не умрёшь. Твой выбор.
Ничего не могу с собой поделать. Я смеюсь. И когда мой живот напрягается и трясётся от смеха, это вызывает острую боль в боку. Но даже это не может испортить мне настроения.
— Том, ты избивал меня годами, — говорю я, дрожа. — Я привыкла.
Его губы сжимаются в тонкую линию, кулаки сжимаются так сильно, что, должно быть, причиняют боль. Я вытираю слёзы с глаз и ухмыляюсь. Господи. Этот человек – клоун.
— Я сдерживался, сука. Я ведь не убил тебя, правда?
Я перестаю смеяться.
— Нет. Ты всего лишь убил мою мать.
Рот Тома кривится, и он с такой силой ударяет по столу, что даже мой стул вибрирует.
— Твоя слабая мать покончила с собой.
— Может, так, а может, и нет, — выплёвываю я, потому что именно по этой причине я так сильно ненавижу Тома.
Побои? Чёрт, часть из них я, наверное, заслужила. Я была невыносимой. Но моя мама мертва из-за него. И у меня не осталось ни одной вещи на память. Ни фотографий, ничего, что могло бы её напомнить. Потому что, когда она умерла, я была в тюрьме.
А когда вышла, он не позволил мне даже взглянуть на её вещи.
— Может, ты убил её и обставили это как самоубийство. Или, может, она покончила с собой из-за тебя. В любом случае, это твоя вина.
Что угодно можно сказать о Томе, но только не то, что он дурак. Когда он бьёт меня снова, то попадает точно в то же место. От боли я почти теряю сознание, и он даёт мне пощёчину, чтобы привести в чувство – только чтобы нанести ещё один удар. Рана раскрывается.
Мой бок становится мокрым от крови.
Каждый удар ощущается, как смерть. И я выношу всё – стиснув зубы, с дрожащими руками, – потому что знаю: он не может убить меня здесь. Я выйду отсюда живой, даже если мне было бы проще умереть.
Минуты тянутся так медленно, будто время совсем остановилось. Разум затягивает туман, и думать становится всё труднее.
Единственная постоянная величина – это боль.
Спикер оживает от помех, и Том встаёт надо мной, тяжело дыша, с выпученными от гнева глазами.
— Мне нужно снова включить камеру, капитан, — раздаётся извиняющийся тонкий голос из дешёвого динамика.
— Это ещё не конец, шлюха, — говорит Том.
Он выходит из комнаты и возвращается с серым колючим одеялом. Заворачивает меня в него, чтобы скрыть кровь, пропитавшую мою рубашку. Несмотря на то, что я ненавижу это, я опираюсь на него, когда он выводит меня, потому что это единственный способ уйти.