Выбрать главу

— Хорошо, — говорит Адам, его пальцы обвивают мою руку, удерживая её. — А теперь режь.

Его рука лежит поверх моей – не направляет, а лишь ожидает. Я разрезаю его кожу, и тёмная, густая кровь медленно наполняет рану.

Адам хмыкает и сжимает пальцы, останавливая меня.

Я завороженно смотрю, как кровь медленно стекает по его предплечью, по краям мышц, пока не капает вниз.

На его возбуждённый член.

Я резко вдыхаю, вспоминая вкус. Что это было словно наркотик, дающий мне мгновенный, обжигающий кайф. Я наклоняюсь, но Адам хватает меня за волосы и резко отводит мою голову назад.

— Не сейчас.

Он вынимает нож из раны – чётко, без эмоций, так по-деловому. Прежде чем у меня успевает пересохнуть во рту, он бросает его на пол и хватает меня за руку, поднимая. Мы стоим друг напротив друга, его лицо жёсткое. По телу пробегает дрожь страха.

Так знакомо. И всё равно – захватывающе.

Кровь стекает по его предплечью, тяжёлые капли падают с пальцев. Он сжимает член окровавленной рукой, размазывая кровь по всей длине.

— Повернись.

Когда я оказываюсь к нему спиной, он толкает меня вперёд, пока я не упираюсь в стену. На мгновение он просто прижимается ко мне, обнажённое тело к обнажённому, и я сдерживаю стон. Меня переполняет адреналин.

Упырь выпрямляется. Его член прижимается к моей заднице.

Я напряжена. Что-то подсказывает мне, что кровь – неподходящая смазка. Сделав глубокий вдох, я пытаюсь расслабиться, но, когда головка проникает внутрь, я всё равно задыхаюсь от боли. Упырь выходит и толкается вновь, и я была права.

Кровь вообще не помогает.

Но он внутри, трахает меня, и я приму это. Несмотря на боль, я возбуждена. Если бы только он коснулся моего клитора…

Вместо этого он обхватывает пальцами моё горло. Ровно настолько, чтобы было трудно глотать. Я сглатываю и протягиваю руку вниз, потому что, если я потру свой клитор, это притупит боль от того, как Адам вгоняется в мою задницу.

Он ловит мою руку и умело заламывает её за спину.

— Лань, — в его голосе слышится предостережение.

Я хнычу и сдаюсь. Значит, так оно и будет. Я никогда не должна забывать, кто он такой. Даже если он проявит ко мне привязанность в один момент, в следующий он может сломать меня.

И как только я об этом думаю, Упырь подтверждает мои догадки.

Он толкается так сильно, что я чувствую вспышку боли глубоко внутри себя. На мгновение он замирает.

— Никому, — говорит он.

И его кулак касается моей раны, того самого места, куда Том бил снова и снова сегодня утром. Я не могу сдержать жалобного, пронзительного стона. Я бы свернулась калачиком, но он прижимает меня к стене, моя рука всё ещё болезненно заломлена за спину.

— Не позволено.

Толчок. Удар. Я дрожу и всхлипываю, боль становится ещё сильнее после момента передышки, когда он исцелил меня.

— Прикасаться к тебе.

Толчок. Удар.

Мои ноги не держат меня. Всё, что я чувствую – это боль. Упырь держит меня, прижимая к стене, и я дышу. Один прерывистый, неглубокий вдох за другим.

— Никому, кроме меня.

Он отпускает мою руку, и она безвольно повисает. Бок пронзает острая боль, словно от ожога, и я давлюсь рыданиями, пока Упырь трахает меня.

Когда он, наконец, замирает, погребённый глубоко внутри меня, я даже не смею надеяться, что это конец. Он нанесёт мне новую рану. Или запустит пальцы в эту. Раз уж мы об этом заговорили, почему бы ему не проделать во мне новую дырочку и не трахнуть её?

Я скулю при этой последней мысли, когда он выходит и поднимает меня, одной рукой подхватывая под колени, а другой поддерживая спину. Я смотрю на его лицо, и перед глазами у меня всё расплывается от слёз.

Это выглядит даже нежно.

— Ты поняла, Холли?

Мой голос срывается, когда я отвечаю:

— Д-да.

Я сказала ему, что это не моя вина. Я ничего не могла сделать, чтобы помешать Тому избить меня. Но, похоже, это не имеет значения.

На смену агонии приходит другая эмоция. Я чувствую обиду. Если он хочет, чтобы я принадлежала только ему, ему следует лучше защищать меня.

Мне больно. Боль в ране вызывает жжение в заднице, но это небольшое неудобство. И когда Упырь швыряет меня на кровать, совсем не бережно, моя боль превращается в гнев.

— Ты должен защищать меня, если это то, чего ты хочешь. Это была не моя вина.

Он садится рядом и не предпринимает ничего, чтобы залечить мою рану. Наверное, вот что я получаю за то, что болтаю без умолку. Я сворачиваюсь калачиком, шипя, когда каждое движение посылает мне в бок новую волну холода.

— У тебя всегда есть выбор, — говорит он. — Либо ты, либо они, и ты выбрала их. Но я научу тебя, Холли. Я научу тебя всему.

Звучит зловеще, но мне плевать. Я покрываюсь холодным потом и дрожу так сильно, что стучат зубы. Интересно, не сломал ли он мне ребро? Это не преувеличение, поскольку Том, возможно, уже сломал мне пару костей.

Адам ложится рядом со мной, а я закрываю глаза, чтобы не видеть его, и утопаю в боли.