Его рука путается в моих волосах, поглаживая. Он всё ещё нагой, и обнажённая кожа неповреждённого предплечья скользит по моему плечу. Я влажная от пота. Меня лихорадит.
— Ещё немного.
Я открываю глаза и смотрю в его. Они притягивают меня, такие сияющие и чуждые, я не могу поверить, что когда-то думала, что он просто псих. Я была убеждена, что он зло, да, но всё же человек.
Это не так.
Адам – упырь, монстр, который питается болью и смертью. Хищник, который охотится на мне подобных. И я с самого начала знала, кто я для него.
Лань.
Добыча.
Он придвигается ближе, его рука скользит по моей спине. Он ласкает мою кожу, рисуя пальцами бессмысленные символы, а я сосредотачиваюсь на его глазах и касаниях. Боль настолько мучительна, что я боюсь, что мой разум вот-вот сломается.
И вот, я отчаянно цепляюсь за свой рассудок. Я смотрю в его неземные глаза, растворяюсь в его прикосновениях, и Упырь становится моим спасательным кругом, хотя всего несколько мгновений назад он был моим палачом.
— Вот и всё, Холли.
Он скользит вниз по моему телу. В тот момент, когда его язык касается моих рёбер, я всхлипываю от облегчения. После того, как он избавляет меня от боли, то ложится позади меня и прижимает к себе, пока я не засыпаю.
Когда я просыпаюсь, до сих пор темно. И я одна.
У меня такое чувство, что моё тело было разрезано на куски и собрано обратно кем-то, кто лишь смутно знаком с анатомией человека. Кусочки неправильно сложены во мне, их края трутся друг о друга.
Я включаю свет, нахожу бутылку с водой и пью. И, нахмурившись, осматриваюсь. Нож Упыря и все пятна крови исчезли. В моей комнате абсолютно чисто, никаких улик вокруг.
Неужели я лишь вообразила его?
Но нет. Моя боль и заживающие раны – достаточное доказательство.
Я слышу, как в ванной льётся вода. Значит, Анника вернулась. Открываю дверь спальни, чтобы перехватить её и сообщить новости.
Что я всё-таки должна уйти. Эта игра вышла из-под контроля. Или, скорее, она никогда не была в моей власти.
Дверь ванной открывается, и выходит Адам.
Я удивлённо открываю рот. Почему-то видеть его в такой обычной домашней обстановке – всё равно что услышать резкий аккорд в любимой песне. Он останавливается, и мы смотрим друг на друга. Он полностью одет, весь в чёрном, и от мысли, что он бродит по моей квартире, меня бросает в дрожь.
Но, конечно же, он бродит там, где хочет.
— Ты уходишь? — спрашиваю я, надеясь и в то же время страшась, что он скажет «да».
Мне больно. Я измотана. Если он останется, он не просто обнимет меня и даст уснуть. Нет, он будет требовать того, чего я и представить не могла, что способна отдать. Снова и снова.
Но он мне нужен.
— Нет.
Мы проходим мимо друг друга. Я иду в ванную, а он входит в мою спальню. Я запираю дверь и, тяжело дыша, смотрю на своё отражение в зеркале. Это странно. Если бы внешность отражала мои чувства, я выглядела бы измождённой.
Но я сияю.
Моя кожа розовая от постоянной, бешеной работы сердца. Губы красные, с небольшой корочкой – след от того, как Упырь разорвал мне губу. А глаза – огромные, тёмные, наполненные чем-то, чему я не могу дать названия.
Я никогда раньше так не выглядела.
Такая завораживающая.
Когда я возвращаюсь в спальню, Адам лежит на моей кровати. Голый, с напряжённым членом.
Значит, никаких объятий. И всё же – несмотря на усталость, давящую на плечи, несмотря на знакомый страх, распускающийся внутри живота, я рада.
Он тоже нуждается во мне.
Я подхожу и замечаю нож у подушки – он лежит идеально параллельно краю матраса. Значит, вот как всё будет.
— Иди сюда, лань.
Я ложусь на спину, с трудом сглатывая. Осматриваю его и с тревогой замечаю, что рана на предплечье исчезла. Остался только бледный, серебристый шрам. Если моя скорость заживления после того, как он облизывает мои раны, кажется странной, то это – за пределами понимания.
Адам перекатывается сверху, засовывая колено между моих ног. Я подавляю всхлип. Я не знаю, что он задумал сейчас, но легко не будет.
Никогда не бывает легко.
Какое-то мгновение мы просто смотрим друг на друга, и я заставляю свой разум перестать прокручивать возможные сценарии.
Никаких ожиданий.
Но это так трудно, — думаю я, когда грудь сжимается от страха.
Адам прижимается носом к моему горлу, его благородный профиль скользит по пульсу, и я вдыхаю – так глубоко, как только могу, хотя лёгкие не хотят раскрываться до конца. Трудно не пытаться угадать. Трудно не хвататься за ту ускользающую крошку контроля, которой может быть хотя бы одно-единственное ожидание.
Он целует меня, его губы едва касаются моих – так нежно, что грудь наполняется теплом. Я отвечаю на поцелуй, позволяя себе раствориться в этом мгновении.
Когда он не делает ничего, кроме этих нежных касаний, а его пальцы скользят по моей коже, я отпускаю страх. Если он причинит боль, я не буду готова. Я останусь совершенно беззащитной. Но в его поцелуях и ласках столько нежности, что я не могу удержаться – позволяю себе это почувствовать.