Адам с рычанием переворачивает нас. Впивается зубами мне в шею, посылая по моему телу ещё одну волну блаженства. Я плачу и смеюсь, это так приятно, и он входит в меня последним отчаянным толчком.
Мы лежим вот так, прижавшись друг к другу, и он слизывает мою кровь медленными движениями языка.
— Гранат, — говорит он, уткнувшись мне в шею, а острые зубы задевают эту новую, восхитительную ранку.
Я удовлетворённо вздыхаю, поглаживая пальцами его спину.
— С того момента, как я попробовал тебя на вкус, я знал, что не смогу тебя отпустить.
— Тогда не отпускай, — отвечаю я, прижимаясь к нему.
— Ты всегда будешь частью меня, — отвечает Упырь, щёлкая языком по моему плечу, в том самом месте, которое он прикусил в клубе.
Он вонзает зубы в то же самое место.
И отрывает кусок моей плоти.
Мой рот открыт в немом крике. Ужас, худший из всех, что я когда-либо испытывала, парализует меня. Я могу только наблюдать, как Упырь пережевывает кусок моего тела и глотает, в то время как его член до сих пор находится во мне.
Когда меня пронзает боль, я теряю сознание. И моя последняя мысль перед тем, как тьма поглотит меня – он меня съест.
И я навсегда стану частью его.
Это уже второй раз за несколько дней, когда я просыпаюсь, хотя должна быть мертва.
Смотрю на часы. Час дня. Я проспала несколько часов, а Адама уже нет. Более того, простыни вокруг меня чистые. Они должны быть испачканы засохшей кровью. Понятия не имею, как он всё это убрал – запаха отбеливателя нет.
Я сжимаю челюсти и решаю отложить неизбежное.
Мне больно, но терпимо. Поэтому я закутываюсь в халат, аккуратно прикрывая плечи, и иду на кухню. Анни уже там – сидит на столешнице, сгорбившись над телефоном.
— Холли! — восклицает она, махнув мне. — Встретила твоего серийного убийцу. Он очень хорошо притворяется цивилизованным.
Я задыхаюсь, сердце начинает бешено колотиться. Внимательно осматриваю её, ища на коже следы. Но их нет. Анника в полном порядке.
Но мне от этого не легче.
— Что… Как… Анни, какого хрена?! Ты же знаешь, кто он!
Она отмахивается и спрыгивает со столешницы.
— Знаешь, сначала мне было страшно, но он оказался вполне вежливым. Мы мило поболтали. Он попросил передать тебе, чтобы ты была готова к трём. К чему именно – не знаю. Просто будь готова.
Я качаю головой, в животе скручивается отвратительный, тошнотворный страх.
— Анни. Держись от него подальше.
Она смеётся, сверкая белоснежными зубами. Глупая, безрассудная Анни. Один разговор с Адамом – и она уже забыла свои же собственные предупреждения.
Но это же Анни. Мотылёк, стремящийся к огню. Как и я.
— Расслабься, милая. Не мой типаж, хотя теперь я понимаю, в чём притяжение. Когда он смотрит на тебя, чувствуешь себя единственной женщиной в мире. Но в любом случае, он же не набросился на меня с ножом. Просто зашёл на кухню за водой. Поприветствовал, всё как полагается.
— Нет, Анни. Ты не понимаешь. Ты не можешь быть рядом с ним. Ты не можешь… Блядь.
Я бы предпочла сделать что угодно, только не это, но она не оставила мне выбора. Я развязываю ремень и обнажаю плечо.
На мгновение Анни хмурится, будто не понимает. Но я вижу тот самый момент, когда до неё доходит. Лицо бледнеет, глаза распахиваются. Она едва успевает повернуться к раковине, прежде чем её вырвет.
Я не подхожу, чтобы придержать ей волосы. Вместо этого иду в ванную на дрожащих ногах.
Если она это увидела – значит, и я смогу с этим справиться.
Смотрю в зеркало: губы плотно сжаты, тело напряжено, словно каменное. Я постараюсь не блевать, если смогу.
Раны нет. Не видно ни влажной, алой мышцы. Вместо этого – новая, розовая кожа на том месте, где он вырвал кусок. Она неровная, шрам – перекрученный и рваный. И сразу понятно, что части плоти не хватает.
Значит, он меня исцелил. Но, видимо, волшебная слюна Упыря не способна отрастить плоть заново.
Я глубоко вдыхаю. Всё не так уж плохо. Не совсем.
Чисто эстетическая проблема.
Я разрываюсь в слезах. Кого я обманываю? Я выгляжу изуродованной и странной. А ведь я всегда гордилась своим телом и заботилась о нём. А теперь…
Я не смогу так жить.
И когда я поднимаю руку вверх и в сторону, пробуя разные простые движения, становится ясно – подвижность нарушена. Конечно, бля. Кусок мышцы же вырван.
Анника заходит без стука. Её лицо бледное, покрытое испариной. Но она держится мужественно, и когда её взгляд падает на моё плечо, она не бросается к раковине снова.
— Прости, — говорит она, глаза блестят от слёз. — Он… Когда это…
— Вчера ночью.
Я качаю головой и отвожу взгляд. Не могу выносить выражение ужаса и жалости, борющихся на её лице.
— Ты сказала, в три часа, да? — спрашиваю после долгой паузы. — Он не уточнил, что значит «быть готовой»?
Анника качает головой, прикусывая губу.
— Послушай, — шепчет она, оглядываясь, будто боится, что кто-то подслушает. — Ты можешь сбежать. Я дам тебе деньги. Просто сядь на первый попавшийся рейс или автобус, или…