И я, наконец-то, обретаю покой.
— Не убивай его пока, — говорит Упырь, когда я поднимаю нож, чтобы наконец заглушить жалобные всхлипы Тома.
Он тянет меня к столу и смахивает с него инструменты. Сажает меня сверху и целует – вдоль горла, по изуродованному плечу, вверх к уху, паралельно расстёгивая свою ширинку. Я обвиваю его талию ногами и притягиваю ближе. Его эрекция прижимается к самому центру моего тела, но, когда я нетерпеливо тянусь к нему, он отстраняется.
— И ещё кое-что, — говорит он, и на его губах играет голодная улыбка.
Я дрожу, наполовину от страха, наполовину от предвкушения.
Упырь помогает мне слезть и подводит обратно к дрожащему, изломанному телу Тома.
— Заставь его истекать кровью, лань.
Я делаю глубокий вертикальный надрез на предплечье Тома. Он истечёт кровью, как моя мать, когда покончила с собой.
Так поэтично.
Упырь приседает, позволяя крови Тома капать на его член. Он отходит от нашей жертвы и указывает на пол. Я колеблюсь, чувствуя, как от отвращения скручивает желудок, но в конце концов опускаюсь на колени у его ног.
У Тома ещё есть здоровый глаз. Он наблюдает за нами сквозь слёзы, когда жизнь покидает его. Мне приятно осознавать, что он видит, как я сосу член, пропитанный его кровью.
Он столько раз называл меня шлюхой. Это тоже поэтично.
Когда беру член Упыря в рот, я понимаю, что не против крови. Во всяком случае, это делает происходящее ещё более захватывающим. Так что я жадно отсасываю ему, пока он не подхватывает меня на руки и не относит обратно к тому столу. Он трахает мою задницу, танцуя пальцами на моём клиторе.
Я кричу, когда кончаю.
Мой голос свободен. А вместе с ним и множество тёмных, извращённых вещей.
Вещей, которые должны были навсегда остаться под замком, но теперь вырвались на свободу и готовы играть.
Когда Упырь замирает глубоко внутри меня, а его член подёргиваясь в нетерпении, он берёт мой нож и проводит им по моему боку. Затем проводит тонкими линиями по моей спине, едва касаясь кожи, и слизывает кровь, отчего неглубокие царапины тут же затягиваются.
Он останавливает нож у моей ягодицы, кончик слегка покалывает кожу.
— Если бы я сказал, что хочу отхватить кусочек этой задницы, ты бы попросила меня остановиться?
Я напрягаюсь, покалывание превращается в зуд, и мне ужасно хочется почесаться. Конечно, я не хочу, чтобы он это делал.
— Зависит от обстоятельств, — отвечаю я. — Что я получу от этого?
Упырь тихо хмыкает, скользя ножом по моей спине. Он останавливается у моего затылка, остриё направлено вверх. Я почти уверена, что если он вонзит его, я немедленно умру.
— А теперь? Хочешь, чтобы я остановился?
Я закрываю глаза. Мы до сих пор играем в эту игру. Впрочем, я и не думала, что мы когда-нибудь остановимся.
Мой голос спокоен, а сердце бьётся ровно, когда я отвечаю:
— Решать тебе. Миллион очков в любом случае.
Он смеётся со злобным восторгом и убирает нож. Вместо холодной стали, вонзённой мне в шею, я получаю поцелуй в затылок.
А потом язык Упыря обхватывает моё горло, и крепко сжимая, он трахает меня снова, – твёрдый член в моей заднице, жжение такое приятное, что кажется наслаждением. Он заставляет меня кончить снова, и когда я болезненно сжимаюсь вокруг него в оргазме, он ускоряется и вонзается в меня, словно дикарь.
— Ты была прекрасна, когда была ланью, — шепчет он мне на ухо, когда мы оба тяжело дышим в оргазме, кожа блестит от пота. — Но ты чертовски изысканна теперь, когда ты ещё и хищница.
И когда он выходит из меня, а я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Тома, который без сознания, но всё ещё жив, я понимаю, что Упырь прав.
Я больше не жертва.
— Нужно разобраться с твоим плечом, прежде чем мы уйдём, — говорит Упырь, подходя к Тому с ножом в руке.
Я беру свой нож, уже зная, что никогда с ним не расстанусь. Он мой, так же как нож Упыря – его продолжение.
Упырь останавливается позади Тома и разрезает его окровавленную, пропотевшую рубашку, обнажая плечо. Он вырезает ровный квадрат всего с тремя стенками и оттягивает лоскут кожи.
Том стонет, его веки трепещут, но он не приходит в себя.
Меня выворачивает. Ещё до того, как Упырь что-либо говорит, я уже знаю, в чём дело. Я понимаю, что он изуродовал моё плечо с этой конечной целью.
Всё, что он когда-либо делал, начиная от спасения моей жизни и заканчивая извращёнными, безумными играми, вело к этому моменту.
— У тебя отсутствуют скелетные мышцы, так что это то, что тебе нужно. Я экспериментировал, и результаты были наилучшими, когда речь шла об одной и той же части тела.
Мне не на что опереться, поэтому я раскачиваюсь, прикусывая язык, чтобы не упасть в обморок. Когда я ощущаю вкус собственной крови, это придаёт мне сил настолько, что я могу привести логичный довод:
— Насколько мне известно, люди не могут вырастить недостающие ткани, употребляя их в пищу.