Странно ли, что я разочарована?
В последний раз оглядываюсь по сторонам, отчаянно пытаясь увидеть блеск стали, или проблеск его глаз. Бесполезно.
Он исчез.
Выхожу из парка, когда вдалеке раздаются полицейские сирены. Я не хочу иметь ничего общего с полицией. Если меня найдут рядом с местом убийства, с кровью жертвы на одежде в тех местах, где ко мне прикасался Упырь, я стану подозреваемой.
Пока он не нанесёт новый удар.
Прикусываю губу, пытаясь вспомнить, что я слышала или читала о нём. Как часто он убивает? Меня так и подмывает проверить, но сейчас точно не время читать новости.
За пределами парка скидываю с ног босоножки на тонких ремешках. Обычно я могу ходить на каблуках часами, но после всей этой беготни чувствую себя вымотанной.
Скользя босиком по теням и выбирая узкие переулки, пока машины экстренных служб заполняют главную улицу, я не могу избавиться от ощущения, будто меня отвергли.
Неужели Упырь посчитал, что я недостойна умереть от его руки?
И какого хрена меня это так расстраивает?
Я возвращаюсь в нашу квартиру, – Анника спит на диване, поджав ноги под себя. На ней короткая пижама, но её золотистая кожа всё ещё блестит, а на лице следы макияжа, потёкшего после ночи танцев.
Она ждала меня, прежде чем заснуть. Я тронута и, несмотря на своё прежнее раздражение, наливаю ей стакан воды из-под крана и аккуратно её бужу.
— Это никудышные чаевые, — невнятно произносит Анника, и её глаза резко распахиваются. — О, привет. Ты вернулась.
Я сажусь, пока она пьёт воду. В мягком янтарном свете нашей ночной лампы Анника выглядит измученной. Под глазами залегли тени, а скулы заострились больше обычного.
Она должна спать в своей чистой и уютной постели, а не дожидаться своей заблудшей соседки по комнате.
— Плохая ночь? — интересуюсь я.
Анника стонет и откидывается на спинку, потирая лицо, пока не становится похожа на панду.
— Как обычно, — отвечает она, закрыв глаза. Несколько накладных ресниц спадают ей на щёки. — Плохие чаевые. Ужасные чаевые. Тилли пыталась повесить на меня штраф за опоздание, но я попросила Джорджа показать ей видеозапись, на которой я прихожу, вся такая пунктуальная. Это заткнуло её.
Я сочувственно похлопываю Аннику по руке. У Тилли самая худшая репутация в стрип-клубе. Мой менеджер – Кристин, хотя бы пытается быть справедливой. Она штрафует за реальные опоздания.
Тем не менее, Анника зарабатывает намного больше меня, даже несмотря на то, что Тилли пытается урезать её заработок за воображаемые проступки. Она танцует у шеста, пока я работаю у двери, приглашаю людей внутрь и забираю их пальто.
Для всех сотрудников существует строгий дресс-код. Вот почему я так мастерски ношу каблуки.
Пока я наблюдаю за Анникой, она изучает меня. От её взгляда никогда ничего не ускользает.
— Тебя кто-то ударил, — говорит она ровным голосом. — Клиент?
Наливаю себе стакан воды. Так много нужно рассказать.
— Том, — говорю я, устраиваясь на другом конце дивана напротив Анни, её длинная, изящная ѝкра прижимается к моей более короткой. — Я пошла забрать браслет. Не ожидала, что он вернётся так скоро.
Она сжимает губы в тонкую линию, напрягаясь. Последние следы сна исчезли.
— Тебе стоит рассказать кому-то, — говорит она, но я вижу её разочарование.
Она знает, что это бесполезно. Это только навлечёт на меня неприятности.
— Ага. Только что рассказала тебе. В любом случае, я не добыла браслет. Он вернулся домой, а я продолжала поиски, вместо того чтобы сразу свалить. И когда он нашёл меня… Анни, я была жалкой. Я позволила ему избить меня и ничего не сделала, чтобы защититься.
Она выдыхает сквозь сжатые губы, сдвинув брови. Затем пожимает плечами, и я улыбаюсь, несмотря на всё, что произошло сегодня.
— Что мне тебе сказать, Холли? Ты сломана. И, как ты порой говоришь: это нормально, — говорит она, и в уголках её рта играет ответная улыбка.
Она перебрасывает свои великолепные ноги через край дивана и направляется к бару с алкоголем. Он всегда хорошо укомплектован. Анни не верит в экономию, так что все её так называемые жалкие чаевые идут на покупку алкоголя.
— Какая сегодня ночь? — спрашивает она через плечо.
— Ночь текилы. Я дважды чуть не умерла.
— Дважды?
— Да. Расскажу после шота.
Итак, я рассказываю. На четвёртом шоте Анника верит мне. А на двух последующих она наконец-то прекращает материть меня. После восьмого шота мы обе уже довольно пьяненькие, и я рада этому оцепенелому ощущению опьянения. Глупое радостное возбуждение медленно разливается по моему покрытому синяками телу, ослабляя боль.
Это стирает те моменты сегодняшнего вечера, которые не имеют значения.
Парень, схвативший меня за задницу и назвавший шлюхой.
Дешёвка Шон, спрашивающий, не отсосу ли я ему за десять баксов.
Том и его кулаки.
Мёртвая девушка.
Остаются только важные детали.
Тёплая кожа Анники.
Вкус текилы.