Нам тоже вряд ли удастся установить точные даты ранних периодов по той простой причине, что тогда еще не было письменности, которая скорее всего появилась лишь в период Джемдет Насра. А без письменных свидетельств никакая точная датировка немыслима. Даже тогда, когда появляется письменность, подлинную хронологию установить чрезвычайно трудно, и, какой бы системы мы ни придерживались, она все равно остается предположительной и нуждающейся в уточнениях.
Так, например, когда мы нашли в Эль-Обейде табличку А-анни-пад-ды, ассирологи решили, что первая династия Ура, в существовании которой наконец не осталось сомнений, начиналась около 3100 г. до н. э. Я, разумеется, с ними согласился. Далее я, зная, что царское кладбище образовалось незадолго до начала первой династии и, судя по многочисленным царским погребениям, существовало довольно продолжительное время, предположительно датировал его 3500–3200 гг. до н. э. Эти даты и были приведены мною в книге «Ур халдеев». Но вскоре после выхода книги новая версия заставила передвинуть начало первой династии Ура к 2900 г. до н. э., а теперь некоторые ассирологи идут еще дальше и считают, что Мес-анни-пад-да вступил на трон примерно в 2700 г. до н. э. В связи с этим все даты царствований Саргона Аккадского, Урнамму и даже вавилонского царя Хаммураппи придется уточнять снова.
Пока эти проблемы решаются на основе литературных источников, и нам, археологам, остается только соглашаться. Поэтому здесь я придерживаюсь хронологический системы, в корне отличной от принятой в 1929 г. Несостоятельность старой системы свидетельствует прежде всего о прогрессе науки! Но должен при этом заметить, что никакое уточнение дат не может изменить археологической последовательности, основанной на несомненных фактах.
Когда объединенная экспедиция приступила к работе в Уре, никто, кроме нас, не вел раскопок на территории Ирака. Позднее здесь появились другие археологические группы, занявшиеся изучением различных районов страны. Одно время число их доходило до одиннадцати. Многие из этих групп оказались недолговечными, и в настоящее время все они прекратили раскопки, но на протяжении ряда лет археологический департамент иракского правительства вел весьма напряженную и плодотворную работу.
Но единичные раскопки, какими бы успешными они ни были, не могут дать полного представления даже об истории одного поселения, не говоря уже о всей стране. Поселение может оказаться очень обширным, и раскопки не захватят всей площади; или сложные условия потребуют глубоких разрезов до самых древних слоев, а такая работа влечет за собой непосильные расходы; или часть поселения окажется когда-то покинутой, и археолог в этом месте не обнаружит никаких следов культуры, которая богато представлена на других участках того же населенного пункта. Древние строители, закладывая фундаменты больших сооружений, зачастую снимали несколько рядов нижних напластований, а это приводит к неожиданным пробелам в привычной археологической стратиграфии[6]. Или, наоборот, одно здание может пережить столетия, в течение которых весь город подвергался неоднократным перестройкам, и если раскопки ограничить одним этим зданием, археолог ничего не узнает о происходивших здесь переменах. Поэтому и наши раскопки в Уре не раскрыли нам всей его истории.
То, что мы выяснили, будет дополняться, а может быть, и изменяться в свете новых археологических открытий в других местах. Но поскольку здесь речь пойдет не о всей истории Ура, а о наших раскопках в нем, я буду ссылаться на результаты других раскопок лишь в тех случаях, когда это необходимо для объяснения сделанных нами находок. И если я говорю очень мало или почти ничего об открытиях моих коллег — археологов в Ираке, это совсем не значит, что я недооцениваю их работы: просто к нашим раскопкам они не имеют прямого отношения.
Я был бы крайне несправедлив, если бы не принес здесь глубокой благодарности моим сотрудникам. В течение двенадцати лет мне помогали многие: моя жена работала вместе со мной десять раскопочных сезонов, профессор Мэллован — шесть, остальные — по четыре и меньше. Я не привожу имена последних в этой книге лишь потому, что наши раскопки были действительно коллективной работой, в которой трудно выделить индивидуальные заслуги каждого. Оглядываясь назад, я сам удивляюсь, как редко могу сказать, что такой-то сделал то-то: почти все мы делали сообща. И, может быть, в этом высшая оценка, какую я могу дать участникам экспедиции, достойным всяческого уважения и признательности. Никто из них не занимался какой-то особой работой. Они составляли экспедицию, успех которой всецело определялся их самоотверженностью.