— Я знаю. У Лариски чудный муж, музейный работник, страшно интеллигентный, но зарабатывает он немного, а у Лариски только стипендия, она на третьем курсе.
— Ну и что? — спросил Валерий неприятным голосом. — Они голодают?
— Конечно, нет. Кто теперь голодает? Но что-нибудь купить — целая проблема. Я вижу, как Лариска мечется — здесь пятерку займет, там десятку, — хочется ведь быть одетой не хуже других… А ведь скоро у них и ребенок появится…
Она замолчала, теребя ремешок сумочки. Из соседней аллеи донеслось гитарное треньканье, потом — взрыв смеха.
— Слышишь? — сказал Валерий. — Это над нами люди смеются.
— Нет. Я как раз не хочу вызывать ни смеха, ни жалости.
— А что ты хочешь вызывать? Зависть?
— Просто я хочу жить по-человечески. И, пожалуйста, не разговаривай со мной таким тоном.
— Аня, погоди обижаться и выслушай меня. Может, я не такой интеллигентный, как Ларискин муж, но я, представь себе, тоже хочу жить по-человечески. И я не допущу, чтобы моя жена бегала занимать пятерки. Слышишь? Ты ни в чем не будешь нуждаться, — с какой-то злой решимостью сказал он. — Конечно, в разумных пределах. Ну, чего тебе еще?
— Валера, — вскинула она на него быстрый взгляд, — только ты не думай, что у меня какие-то особые претензии… Просто мне хочется…
— Веселья? Будет! Поездок хочется? Будут поездки! Публикация, диссертация — все будет!
— Вот умничка! — Аня опять приникла к нему, и он обхватил ее плечи. Только знаешь, Валера, дай мне хотя бы две недели. Тебе, может, просто раз-два и женился, — а мне не просто… У меня, ты ведь знаешь, родители трудные, надо их подготовить. Да и масса других дел… Правда, Валера!
— Ладно, — великодушно разрешил он. — Даю две недели.
Из соседней аллеи грянул под гитару дурашливый хор:
«Резвятся мальчики и девочки, — подумал Валерий с неожиданным щемящим чувством. — Хорошо им, девятнадцатилетним…»
— Да! — вспомнила Аня. — Я что хотела спросить, Валера: ты читал в «вечерке» про Ура?
— Перепечатку из «Известий», что ли? Читал, конечно.
— Ой, ты знаешь, я уже давно чувствовала, что он откуда-то… не знаю, не от мира сего, в общем… Валера, объясни, как это может быть родился шесть тысяч лет назад, а все еще жив и даже молодой. Мне объясняли ребята, но я не поняла. Что это за парадокс Эйнштейна?
«А мне уж никогда не будет девятнадцати, — думал Валерий, — и не пройду я больше по нашему старому доброму бульвару с шумной компанией и гитарой…»
— Парадокс Эйнштейна? — спохватился он. — Ну, видишь ли, пространство, время и тяготение находятся в зависимости…
Он объяснял Ане парадокс замедления времени, а в соседней аллее теперь затянули старинную студенческую песню:
— Вот теперь понятно, — сказала Аня. — Ты всегда лучше всех объясняешь. Валера, а что это за страна — Шумер?
— В древности люди всегда селились на берегах больших рек, — со вздохом начал Валерий. — И вот в речной долине Тигра и Евфрата…
Сам Харлампий святой закивал головой,
Сверху глядя на них, умиляется, неслось из той аллеи. И тут был мощно подхвачен припев:
— Фу, как орут! — поморщилась Аня. — Ненормальные прямо. Они из медицинского.
— Откуда ты знаешь? — удивился Валерий. — По голосам?
— По песням. А теперь что же — Ур улетит обратно на эту планету? Как ее — Эир?
— Не знаю. Он уехал к родителям в колхоз, сидит там безвылазно, и никто не знает, что будет дальше.
Рокотала гитара, лихие голоса вели старинную песню к концу:
Эта озорная песня Казанского университета — не правда ли? — вызывает представление о развеселой жизни дореволюционного студенчества. Вольно им было от зари до зари шататься по городу. Вон даже святой Харлампий, патрон университетской церкви, им позавидовал — слез со своей колокольни и закутил напропалую. Отсыпались студенты, естественно, днем. Обязательногото посещения лекций не было. Только расписание вывешивалось выбирай что хочешь.