Когда медведь уснул, охотник вымыл рану марганцовкой. Пуля щипанула, но не перебила кость. В ране торчал осколок. Егор рванул его и сиганул за дверь. Но все обошлось, медведь и не дрогнул. Охотник насыпал на рану смесь из стрептоцида с пенициллином, промыл заваркой глаза зверя и поставил перед ним широкую чеплашку с нерпичьим, на пенициллине, жиром. Теперь тоже надо соснуть. Он вышел на улицу и только тут заметил, что весь мокрый. Да-а, струнами нервишки…
Егор опустился на полотно сломанной двери.
Печально и горько текли мысли старого охотника. Были они вечны — о добре и зле. О том, что природа по каким-то неведомым причинам наделила зло энергией с избытком и сильной волей, а добро создала неизъяснимо ленивым и благодушном. И приводят его в действие только чрезвычайные обстоятельства.
Это наши мальчики
Ыммэй, мама многочисленного семейства, обитавшего в древнем доме предков над Рекой, у вершины Песчаного Бугра, проснулась от странных звуков. Они были и новы и в то же время смутно знакомы. Ыммэй прошла по коридору, толкнула носом разлохмаченную кочку, и в дом густой волной хлынул подмороженный утренний воздух. Ыммэй глубоко вдохнула его, окончательно пробудилась и выставила нос наружу. В глаза брызнул свет. Хозяйка дома пожмурилась, чихнула и вышла на песчаную площадку, окруженную кольцом густой и яркой травяной поросли.
В мире царили солнце, хрустящий утренний ветер и непрерывное шипение, раздираемое частым грохотом, скрипом и шлепками волн.
Ыммэй подошла к краю площадки и глянула вниз. Река бушевала. Трое суток она охала и стонала, пока в ее одряхлевшие за длинную зиму мускулы щедро лили молодую силу потоки солнечных лучей. И вот сегодня ночью свершилось таинство! Она вдруг почувствовала себя вновь молодой и прекрасной, под воздействием живительных сил обрела юность и, обнимая мир, раскинула руки-ручьи. Нетерпеливо дрожа и теряя сознание от терпких ароматов южного ветра, в треске и грохоте она решительно сбросила ледовые одежды.
Увидев упругое коричневое тело Реки, на котором в брызгах и пене сверкали розовые льдины, Ыммэй запрыгала, возбужденно завизжала и ликующе крикнула:
— Ка-а-у-у!
Крик ее потонул в просторах над Рекой. Но мир услышал приветствие весеннему обновлению и ответил свистящим порывом ветра. Ыммэй не могла сдержать восторга. Она высоко подпрыгнула, упала на бок, перевернулась через голову и покатилась, разбрызгивая серебряные фонтаны песка. Потом, счастливая от ошеломляющей красоты жизни, вытянулась и замерла под горячими лучами. Так она лежала, пока не раздалось тоненькое тявканье и нетерпеливый визг. Ыммэй приоткрыла один глаз. Из норы торчали мордашки детей. Увидев, что мать обратила на них внимание, они затявкали громче. Ыммэй ласково заворчала, разрешая детям выйти. Те выкатились на песок бурым клубком, веером брызнули в стороны и чинно расселись в травяной полосе, совершив утренний туалет.
Ыммэй встала, потрясла шубку. Вместе с песком на нее густо посыпались длинные невесомые шерстины и, подхваченные ветром, белым облачком полетели в тундру. Высыпаются остатки роскошного зимнего одеяния… Что ж, пора за работу.
Ыммэй подобрала желтую прошлогоднюю кочку, которой супруг, уходя ночью на охоту, иногда закрывал главный вход дома, отложила ее в сторону и пошла в нору. Там, в центральном коридоре, ведущем в спальню, она увидела детскую игрушку — вставшее торчком крыло куропатки, взяла его и вынесла на улицу. Потом потрясла в спальне подстилку, нашла несколько пучков сырой травы и тоже вынесла из дома. Чистота в спальне и свежий воздух — основа здоровья рода.
Дети уже затеяли игры. Нирэкэв, Рожденный Вторым, пока самый сильный и сообразительный щенок, важно сидел в стороне и посматривал на барахтающихся братьев и сестер. Вот одна из сестричек. Девятая, потихоньку, бочком оставила разыгравшуюся компанию, легла у края травы, высунула язычок и тяжело задышала, притворяясь уставшей. Никто вроде не обратил внимания. Прекрасно! Она юркнула в траву и ползком заспешила к обрыву на непонятные звуки. Ыммэй вздохнула: сколько забот с Девятой! Все ей надо знать раньше предопределенного для остальных детей срока. Вообще-то это неплохо, но сегодня на краю обрыва опасно. Вода в пору весенней страсти теряет рассудок, в неистощимых любовных порывах бросается на берега и, обнимая горячие песчаные пласты, рушит их в свои бездонные глубины. Так недалеко и до беды.