От жуткого крика ошеломленный случившимся парень неуклюже запрыгал по воде и ухватил женщину за протянутую руку.
Вдвоем они вытащили Сережу на берег и опустили в заросли голубичника. Ыммэй дрогнула и шевельнула лапой. Женщина склонилась к рыжебородому лицу. На лбу, над левым глазом, начиналась и уходила к затылку широкая полоса разодранной кожи. Клочья ее налипли на щеке и за ухом. Постепенно лицо и голова стали краситься вначале розовым — от примеси воды, затем все более густым красным цветом.
— Сережа, Сережа! — женщина сжала нижнюю челюсть раненого и затрясла ее. Сережа открыл светлые, с золотым блеском глаза, посмотрел на нее, а потом сделал попытку улыбнуться.
— Давай, поднимайся, в палатку надо… Погоди… — Женщина потянула из его пальцев Мамулю. — Да отпусти ты ее! Вот как вцепился!
Сережа натужно скривил лицо и медленно разжал пальцы. Женщина взяла задрожавшего зверька, огляделась, заметила недалеко пустой ящик из-под макарон, сунула Мамулю туда, прикрыла крышкой и потянула Сережу за руку. С другой стороны помог парень. Раненый кое-как поднялся, обхватил спасителей за шеи, и они втроем заковыляли к палатке, над которой вился дымок. Там было тепло и сухо, женщина устроила Сережу на высоких нарах, предварительно раскатав пышный олений кукуль. Потом снова попыталась вспомнить, как зовут парня, но так и не вспомнила, бросила ему одеяло и досадливо сказала:
— Сними одежду и укрой, я лекарство поищу.
Из-под фанерного самодельного стола, заваленного разноцветными картами, справочниками и листами исписанной бумаги, она выдвинула вьючник, выкопала с его дна картонную коробку с надписью «пенициллин» и размотала густо накрученный на нее шпагат. Лекарством в коробке оказалась полулитровая бутылка с этикеткой, по которой зеленела надпись: «Спирт питьевой». Еще она достала бинты, марганцовку, йод. Через четверть часа Сережа сидел, привалившись к двум подушкам, с пышной повязкой на голове. Сидел и смотрел, как женщина, плеснув в эмалированную кружку треть воды, стала лить туда спирт.
— Скажешь, когда хватит, — сказала она.
Это была щедрая фраза, так в партии с самой заброски еще никому не фартило, и Сережа, закаменев лицом, счел за благо промолчать. Жизнь давно научила его не, очень-то верить обещаниям геологического начальства, особенно когда они граничили с фантастикой, как в данном случае. И поэтому он молча смотрел и ждал, превратится ли фраза в поступок. А женщина продолжала невозмутимо лить бесцветную жидкость. Напряжение уже схлынуло, душа словно умылась в прекрасных благовонных ароматах земли, на сердце стало легко и покойно. И даже парившая на ней мокрая одежда потеплела.
Краем глаза она видела смешавшиеся на лице Сережи недоверие и надежду и мысленно шептала: «Проверяешь? Так вот тебе, негодник, вот тебе, милый мой рабочий-паж, вот тебе, мой хороший, спаситель без страха и упрека!»
О том, что совершила сама, она так и не подумала. И продолжала лить спирт в кружку, твердо держа руку: «Ни за что не остановлюсь!»
Кружка наполнилась, и на ней под булькающей струей стал образовываться бугорок, еще доля секунды — и жидкость хлынет на пол.
— Хватит! — ошеломленно прошептал Сережа.
— Аг-га! — возликовала она в душе, но не подала виду, а молча схлебнула бугорок — вот тебе за сомнение в начальнике! И лишь тогда протянула кружку, подождала и посмотрела, как он долго выцеживал ее, потом ухал, глубоко дышал и фыркал. Только после этого ритуала она расхохоталась.
— А нам палец в рот не клади! — серьезно сказал Сережа, закрыл глаза, чуть пошевелил плечами и уснул.
— Ну мужик! Прям — кино! — восхитился сидевший у двери парень. — Откуда он такой взялся, уму непостижимо!
— Они тут все такие, — сказала начальник партии. — Это наши мальчики, наши северные кадры.
Отодвинула полупустую бутылку, что-то звякнуло, и она вспомнила — будильник. Стрелки показывали без четверти пять.
— Уже и на связь, — сказала она. — Ну-ка выходи, мне еще надо переодеться.
— Ага, я пока дела доделаю, — парень выбежал из палатки и заголосил на улице:
Веселый какой практикант, весь день кричит в полный голос. Пусть кричит, в городе-то много не поголосишь…
Скоро, переодевшись в сухое, разомлевшая от глотка спирта и печного тепла, она села к столу, повздыхала от избытка хороших чувств и включила рацию.
— «Резеда»! — сразу позвал знакомый голос.
— На приеме, — сказала она. — Здравствуй, Бригадир.