— Пусти, Валя, — сказал Егор.
Валет, не меняя стойки, молча отодвинулся в сторону. Женя, сильно замедлив шаг, прошел к машине.
— Что случилось? — спросил Егор, похлопав ладонью по обмытым тракам гусеницы.
— Нырнули невзначай, — парень блеснул глазами, и снова Егору почудилась в них улыбка. А что? И такие люди есть: чем больше опасность, тем круче в них взыгрывает непокорное, замешанное на злости веселье. Только вот злости-то ни в лице, ни в голосе парня не видно и не слышно. Чудно.
— Подъехали ночью, какая ни на есть, а темень. Сам, небось, знаешь: зимой тут при луне кажется — читать можно, до того светло, а книжку возьмешь, строка — как черная линия. Так и теперешние ночи: без фар едешь и вроде светло, а в воду сунешься — чернота. Говорю начальнику: надо переждать пару часов, пусть развиднеется. А он днем по рации ваших криков наслушался, — Женя ухмыльнулся, — и ни в какую! За два часа, говорит, на трассе будем, двигай! Я и двинул… М-да… Попал носом на скос переката, движок залило, заглох. И стоим почти сутки, никак не заведу. Прям смех…
Разговорчивый парень. А злости точно — нет. Да-а, чудно. Не круглый же дурак… И смотри ты, как точно случай распорядился: полметра в сторону — и будь здоров, не кашляй.
— Открой дверь, — попросил Егор.
— Момент, — парень свинтил гайку с болта, просунутого в замочные ушки, распахнул створки.
— Э! — окликнул с берега Гаврилыч. — Чего шукаешь в машине?
Он пошел было к воде, но Валет снова встал на след хозяина, и Гаврилыч остановился.
В кузове было три стокилограммовые бочки с разделанным, посоленным и плотно уложенным гольцом. На них у передней стенки кузова — три оленьи туши, а у дверцы — несколько ящиков с хариусом и чирами. Битком набито.
— Не имеешь права! — снова крикнул Гаврилыч. — Бисова душа!
Вот и о правах понемногу начинают вспоминать. Но все о тех, где мне положено.
— Похоже, кончились наши права, — Женя вздохнул. — Начинаются обязанности.
Да нет, не дурачок этот парень, все понимает. Тем лучше. Егор захлопнул дверь и пошел на берег.
— Ты покажь разрешение от прокурора, а потом шарь в чужой машине, — сказал Гаврилыч. — Дуже швыдкий! За такое и по шее…
— Хватит! — резко оборвал его человек в цигейке.
— Старший вы? — спросил его Егор.
— Положим.
— Фамилию надо вашу, имя-отчество и место работы. Протокол оформлять будем на лов рыбы незаконными способами в запрещенном месте, на речную потраву, а также на незаконный отстрел домашних оленей.
— Ну, накрутил; «незаконный-запрещенный!» Может, как миром уладим? Нет? Ладно, молчу, молчу… Нет — так нет. Попали, так будем отвечать, что тут поделаешь. Значит, пиши: «Гришин, Владимир Львович, горный мастер прииска «Весенний»… Бумаги нет? Дать ему бумаги. Гаврилыч, мигом! Обеспечь инспектору условия для работы.
Гришин распоряжался четко и серьезно, ни тени насмешки не было на лице и в голосе. И Гаврилыч, ошалело поглядывая на мастера, извлек из продуктового ящика помятую школьную тетрадку, из кармана карандаш.
— Что еще требуется? — спросил Гришин.
— Кто-нибудь со мной в машину, рыбу считать надо при свидетеле, — сказал Егор.
— У-у, считать! Пиши на глаз — согласен, подмахну. Десятка разницы — какой разговор! Мы люди щедрые.
— Не положено, — сказал Егор. — Да и не десятками тут пахнет.
— Водила! — позвал мастер Женю. — В распоряжение «начальства»! Просьба одна к тебе, инспектор, — пошустрее: нам не до тебя, машину государственную спасать надо. Заканчивай мигом да уматывай от греха подальше, чтоб глаза тебя не видели.
Егор пошел к вездеходу. Они с Женей расстелили в корме кусок брезента, стали опрокидывать на него ящики, считать и разносить рыбу в графы по количеству в виду. Там были чир, хариус и мелкий голец.
— Нам инспектор в клубе разъяснял на лекции, сколько стоит одна рыбка, да я забыл, — сказал Женя. — Тут много набежит из нашего кармана? — Он хмыкнул. — Вернее — убежит?
— При незаконном лове чир — тридцать рублей, хариус — пять, голец — рупь.
— Штра-а-афик! — Женя присвистнул. — А с гольцом шутишь? Расстраивать не хочешь? Ру-упь — ха! Самая вкусная на Севере рыба дешевле харитона? Не вижу логики.
— А ее у нас во многих вещах не видно, — сказал Егор. — То ли людям времени не хватает некоторые решения додумать, то ли умения увидеть дело шире. Хотя бы и с гольцом. На юге области, где кета да горбуша нерестятся, голец ест игру и потому объявлен вне закона. Но у нас, здесь, массового хода лососевых, кроме гольца, — нет, однако действует на всю область одно правило… А насчет вкуса я с тобой согласен — ни кета, ни горбуша против полярного гольца и близко не тянут… Однако эту недоработку пусть наверху решают, а ты мне на пару вопросов ответь по вашим делам. Олени, рыба — это понятно. Разбой, как говорится, для личного удовольствия и своего благополучия. А евражек-то зачем жгли? Потехи ради? Так у нормального человека разве возможен такой способ потехи?