— А что, авторы лазали по этим речкам? — спросил Генка.
— Едва ли… — Михаил еще раз повертел рыбку, приоткрыл жабры. — Если это ручьевая форель, то ее прародитель — кумжа, которая нерестится в ручьях и которой на Чукотке… тоже быть не должно. Это европейская рыба, человек ее акклиматизировал недавно в Северной Америке. Может она оттуда за полсотни лет попасть к нам? Вообще, два рода — настоящие лососи и гольцы — пока лес в ихтиологии темноватый. По ним самые сильные споры, самые густые туманы. Научные, я имею в виду. Но для нас с тобой сейчас ясно одно — эта речка должна подлежать особой охране. Рультын, а что с озером?
— Там Лыгиннээн живет, голец, — сказал бригадир. — Весной идет в море, осенью обратно. Еще там живет Кимгин, никуда не ходит, только в северный ветер сильно бегает, рвет сетку, много жрет. Вот такая рыба Кимгин, — Рультын взял плавниковый прутик и нарисовал на песке огромную рыбу, внешним видом похожую на симу, как ее помнил Михаил.
— И размером такая?
— Да, — кивнул Рультын.
Михаил не стал ничего уточнять из деталей рисунка… Он знал, что все чукчи умеют рисовать и очень точно передают именно мельчайшие детали предмета. Он достал рулетку и смерил рыбу целиком, без всяких правил: от кончика рыла до кончика верхнего луча хвоста оказалось сто пятнадцать сантиметров. Значит, по стандартным мерам — около метра.
— А расцветка?
— Там зеленая, — Рультын хлопнул прутиком себя по спине. — Пузо совсем красное, везде такие пятна, — он похлопал по рукаву кухлянки. Оранжевые, значит, пятна.
— Ихтиологов будем на следующее лето вызывать, — сказал Михаил. — Пусть разбираются. А пока главное — охрана.
— Недавно совсем близко трактор с балком ездил, — сказал Рультын.
— На балке над дверью ничего не приметил? — с тайной надеждой спросил Михаил.
— Крыло Вэлвына, ворона, — сказал Рультын. — А рядом другое — Тэкыл, совы. Совсем недавно сову убили, чистое крыло.
Они! Михаил от такой удачи даже дрогнул, но тут же одернул себя. Увидеть в тундре — полдела… четверть дела… даже меньше. Сам в этом балке чай хлебал, сны смотрел, а толку? И уже спокойно спросил:
— Где видели балок?
— Стоял на речке Мэлетвээме, — Рультын махнул рукой на восток. — Отсюда день идти. Нас увидели, сети убрали, уехали.
— Куда, Рультын? Куда уехали?
— Ынкри, — Рультын опять показал на восток. — Туда. Наверное, на прииск. На «Ичуньский».
— Та-ак. Гена, карту. Смотри, Рультын, вот Мэлетвээм. Заячья…
— Тут, — уверенно ткнул пальцем бригадир в крутую петлю среднего течения реки. — Поехали сюда. — Палец его пополз к низовьям, где Мэлетвээм впадал в Ичунь. А в верховьях Ичуня — прииск «Ичуньский». На западе долина выходит к океану. У океана Сучкову и его компании делать вроде нечего: там Пээк рядом, вдоль берега трасса, рыбалки райцентровских организаций. На каждом шагу люди, а для Сучкова с его приметным балком они — свидетели. Нет, он ушел на «Ичуньский», а оттуда дорог много. Или там? Что ж, будем и гадать и искать. И уже вслух Михаил сказал:
— На прииске его надо смотреть. Для начала.
— Слушай, — спохватился Генка. — А легенды, что нам рассказывали внештатники, не об этой ли речке Ледяной? Совпадает.
— Да-а, совпадает.
Сучков искал эту речку, да Рультын помешал? Откуда данные? Да кто-то из пастухов польстился на выпивку — и весь сказ.
Перед маршрутом в горы они были на «Ичуньском» с лекцией и кинофильмом. Там внештатные инспектора и рассказали им о легендарной реке, в которой якобы воды из-за рыбы не видно. А я еще посмеялся, вспомнил Михаил. Так-то, дорогой инспектор: основа легенд факт.
— К-и-и! — выплыл из небес ленивый голос. Над цветами возникла Генкина разомлевшая физиономия:
— Канюк, а? И не лень по такой жаре орать.
Температура в последние дни держалась под тридцать. Долина, посреди которой они устроились на отдых, млела в густых струях испарений.
— Ехать надо, — сказал Михаил, раскидывая руки.
— Ага, — Генка вздохнул. — Знаешь, что я подумал? Поставить на этом бугорке избу из сосновых бревен и пожить годик-два. Просто так пожить, чтоб кирпичная печь, дрова…
— Можно, — согласился Михаил. — За водой с коромыслом, для охоты берданку со стволом, прикрученным проволокой… Как в кино… — Он обвел взглядом бугор. Выше зарослей иван-чая на длинных стеблях качались желтые цветы арники холодной, похожие на солнце, каким его рисуют дети. Почему холодной, кто назвал? Они кажутся лохматыми и очень теплыми.