Осведомленность бывшего конюха смутила помещика, но он тотчас же вывернулся:
— Продал, давно все продал. Ведь с десятого года Кандэ налоги и поборы, сам знаешь, как выросли. Я с той поры обеднел, хуже погорельца стал жить.
— Пойдем со мной! — приказал Го Цюань-хай.
Они вышли в смежную комнату. Толпа последовала за ними.
— Теперь ты наш должник, — рассмеялся Го Цюань-хай. — А раз платить не хочешь, придется тебе за долг поработать. Раньше ты нами распоряжался, теперь мы тобой распорядимся. Перетащи-ка эти сундуки и ящики. Да проворнее!
Добряк Ду с готовностью принялся за работу и хотя весь вспотел, но очень старался. Го Цюань-хай зорко следил за каждым его движением. Когда дело дошло до бочки с помоями, стоявшей в кухне, Го Цюань-хай уловил на лице помещика замешательство.
— Помилуйте, эту погань-то зачем трогать? — дрогнувшим голосом спросил Ду.
— Ничего, ничего. Что велят, то и делай.
Добряк Ду обхватил бочку, но сделал вид, что не может сдвинуть ее с места. Го Цюань-хаю это показалось подозрительным. Он отстранил помещика и сам сдвинул бочку. Под ней обнаружилась только что вскопанная земля. Го Цюань-хай попытался разрыть ее ногой, но она была мерзлой и не поддавалась.
— Напрасно пробовать. Что там может быть? — с тревогой, но стараясь улыбнуться, сказал Ду.
Го Цюань-хай взглянул на побледневшего помещика и успокоительно проговорил:
— Да, действительно, чему тут быть.
У Добряка Ду отлегло от сердца.
— Пусть разразит меня гром, если я что-нибудь утаиваю от вас…
Бочку вынесли во двор и опрокинули. В ней ничего не оказалось.
— Я же говорил, а вы не верили! — просиял Ду. — Я в самом деле, как погорелец. Эти проклятые гоминдановские реакционеры! Сколько людей они разорили!..
Не обращая внимания на помещика, Го Цюань-хай вонзил в замерзшую землю щуп. Го даже побагровел от усилий, но щуп не шел. Принесли лопаты. Когда землю разрыли на глубину одного чи, лопата звякнула о железо.
— Нашли! Нашли! — закричал старик Сунь.
Со всех сторон в кухню прибежали люди, даже охрана, приставленная к семье помещика. Все напряженно следили за взмахами лопат. Наконец вытащили лист железа. Под ним оказались доски, а под досками — глубокая яма, из которой пахнуло сыростью.
У Цзя-фу зажег лучину и осветил яму. Там стояли сундуки, ящики, были навалены мешки. Старик Сунь спрыгнул в яму.
— Давай сюда еще кого-нибудь! Посвети! Тут тьма!
— Посторонись! — крикнул милиционер и прыгнул вслед за Сунем.
Один за другим они вытащили из ямы тридцать сундуков, ящиков и мешков. Чего только в них не было! И шелк, и атлас, и бархат, и сукно, енотовые и лисьи шкурки, шапки из выдры. Одного сатина оказалось свыше тысячи аршин.
— Вот это мы нашли, так нашли! — отряхиваясь, хвастливо приговаривал Сунь.
Добряк Ду молча ушел в восточную комнату, тяжело опустился на кан и закрыл лицо руками. К нему подошла жена и, трясясь всем телом, села рядом.
— Что же вы делаете? — запричитала она. — Разве так можно! Оставьте нам хоть какую-нибудь мелочь…
— Заплати девять тысяч даней зерна, ничего не тронем, наша крестьянская власть — справедливая. Лишнего не возьмем, а раз задолжал — изволь расплачиваться, — назидательно сказал возчик.
— Старина Сунь! — позвал его Го Цюань-хай. — Не время разглагольствовать. Складывай все эти вещи в сани да вези в крестьянский союз. Один не управишься, скажи, чтобы еще запрягали.
У других помещиков в этот день тоже нашли немало вещей, и с обеда до самого вечера по шоссе тянулись сани, наполненные конфискованным добром.
Старый Сунь нагрузил на свои сани целую гору мешков и ящиков так, что самому ему места не осталось. Важный и гордый, он шел рядом, помахивая кнутом и покрикивая на лошадей:
— Ну, вы! Поторапливайтесь!
Если малознакомый человек спрашивал его, откуда вещи, старик лукаво щурил глаза и коротко отвечал:
— От «погорельца».
Но когда Суня останавливали люди, к которым он питал особое расположение, возчик покровительственно снисходил до объяснений:
— «Погорелец» — это Добряк Ду. Хитер фокусы показывать. Не будь меня и председателя Го, месяц бы копали, ничего бы не нашли. Теперь революция скоро победит.
Он взмахивал кнутом и степенно кричал на своих лошадей: