Едва он успел закончить фразу, как в комнату вихрем влетела радостно возбужденная Лю Гуй-лань. Она была одета в зимний стеганый халат, на ногах соломенные туфли. Лю Гуй-лань отличалась от других деревенских девушек прежде всего тем, что одежда ее была хотя и проста, но аккуратно сшита и тщательно заштопана.
Быстро собрав исписанные листки, начальник бригады приветливо улыбнулся:
— Чему это ты так радуешься? Уж не самородок ли нашла?
Лицо Лю Гуй-лань раскраснелось от мороза, а грудь высоко вздымалась. Силясь сдержать душивший ее смех, она крепко зажала рот ладонью.
— Видно, и в самом деле что-то нашла, — рассмеялся Сяо Сян. — Ну, показывай.
— Да нет, ничего не нашла, начальник, ничего!.. — не выдержав, прыснула Лю Гуй-лань.
— Так чему же ты радуешься?
Она открыла было рот, но вдруг застыдилась и потупилась.
Начальник бригады внимательно посмотрел на девушку, желая понять, что ей от него надо, и спросил:
— Так в чем же дело?
— Надо кое о чем тебя спросить, — робко сказала Лю Гуй-лань и опять остановилась.
— О чем же?
Девушка подняла на него лукаво смеющиеся глаза и, тряхнув головой, откинула назад упавшие на лоб пряди:
— Тут одна женщина из нашего кружка просила узнать у тебя…
— Говори, я слушаю.
— …можно ли… значит…
— Да что можно?
— Ну, словом, можно ли ей развестись?..
Сяо Сян тотчас сделал озабоченное лицо. Лю Гуй-лань подождала, но так как он все еще продолжал молчать, спросила:
— Ну, ответь, можно или нельзя?
— Как тебе сказать… — заговорил начальник бригады, с трудом сохраняя серьезный вид. — Это, видишь ли, смотря по тому, кто и с кем разводится. Если, например, воспитанница из чьей-нибудь семьи пожелает развестись… — он помедлил, — …то ничего из этого не выйдет. Такой развод не разрешается.
Озадаченная Лю Гуй-лань опустилась на кан, и вся ее веселость мигом исчезла:
— Это почему же не разрешается?.. Значит… значит… вы обижаете девушек!..
— Почему? Мы никого не обижаем. Это девушка обижает свою будущую свекровь. Та ее кормит, одевает, заботится, а неблагодарная девушка…
— Я разве даром их кашу ела? — запальчиво перебила Лю Гуй-лань. — С одиннадцати лет работала на них и дома, и в поле. Мальчишке всего десять лет… старик — негодяй, а эта свекровь… Попробуй тронь ее только!.. Однажды кто-то слегка подстриг хвост ее рыжему коню, так она весь день ругалась. После этого соседи и те стали бояться заходить к ней в дом. Разве можно жить в такой семье? Лучше в колодец броситься. Ты, начальник Сяо, не знаешь, какая это семья, а говоришь! Сколько я хлебнула там горя за эти годы! Холодную кашу и ту не всегда ела, а горячую разве только по праздникам давали. Хорошей одежды никогда не носила. Как-то раз эта свекровь так ударила меня мотыгой, что я… Да что там говорить!.. Для чего же тогда люди переворот делали, раз все равно нельзя изменить свою несчастную жизнь? Остается мне, видно, только умереть. Конечно, кому какое дело до таких, как я! Умерла и все…
Из глаз ее брызнули слезы. Она вскочила и, закрыв лицо рукавом, кинулась к двери. Сяо Сян удержал ее и усадил на кан:
— Я же пошутил, глупенькая! Неужели ты могла подумать, что это правда? При демократической власти никто не может выдать девушку против воли или заставить ее жить с нелюбимым человеком. Сходи к оспопрививателю, пусть составит тебе заявление и пошлет его начальнику района. Тогда тебя и твою свекровь вызовут и расследуют дело. Если правда на твоей стороне, все будет в порядке.
Лю Гуй-лань взглянула на него с благодарной, счастливой улыбкой.
— Ну так… а теперь признайся мне, кого же ты любишь? — улыбнулся начальник бригады.
Девушка низко опустила голову и чуть слышно отозвалась:
— Этого нельзя сказать…
— Как так нельзя сказать? Тогда дело может осложниться, — снова сделал озабоченное лицо Сяо Сян.
— Неужели осложнится? — с тревогой спросила Лю Гуй-лань.
— А как же, обязательно осложнится.
— А если я тебе скажу, ты никому не расскажешь?
— Конечно. И предупреждать нечего.
Лю Гуй-лань вся вспыхнула:
— Сама я, видишь, неграмотная, и он мне под пару — тоже неграмотный…
— Это уж не старик ли Сунь? Он как раз ни одного иероглифа не знает. Не задумала ли ты развести его со старухой? — рассмеялся начальник бригады.