Лю Гуй-лань опустила руки в воду и вытерла полотенцем, которое подала ей какая-то женщина.
«Теперь, наверное, уже все, и можно будет слезть», — с облегчением подумала невеста.
Но едва она спустила ногу, как снова принесли таз, теперь уже с горящими углями.
«Вот это хорошо, — обрадовалась Лю Гуй-лань, — можно будет погреть озябшие ноги».
— Куда ты к ногам-то его ставишь? Какая непонятливая! — рассердилась старуха Сунь. — Руки, руки грей, чтоб они у тебя всегда были теплые и проворные и за гостями бы хорошо ухаживали.
Послушно отогрев руки, невеста спрыгнула наконец с телеги.
— Что ты делаешь? — закричала старуха Сунь. — Не становись на землю, становись на цыновку, на цыновку становись!
Лю Гуй-лань только сейчас заметила, что от телеги через весь двор до самой двери дома были разостланы цыновки.
Как только она сделала несколько шагов, раздались крики:
— Председатель Го, председатель Го пришел!
Сердце Лю Гуй-лань радостно затрепетало, но, взглянув на Го Цюань-хая, она обомлела. На нем было новое драповое пальто и черная фетровая шляпа. Все это разыскал у кого-то для свадьбы старик Сунь. Поверх пальто крест на крест жених был перевязан шелковой лентой, такой же красной, как его лицо.
— Смотри-ка! — закричали гости. — Жених-то как покраснел! Еще больше невесты стыдится!
Жениха и невесту подвели к установленному посредине двора жертвенному столу, на котором в пяти блюдечках, расписанных красными разводами, лежали свиная печенка, свиное сердце, капуста, лапша и свежая рыба. Блюдца были расставлены в форме цветка сливы. На каждом блюдце красовался, кроме того, большой цветок, искусно вырезанный из красной бумаги. В деревянный ящик, до краев наполненный мелким зерном гаоляна, были воткнуты тонкие курительные палочки, испускающие благовоние.
Жениха и невесту поставили рядом лицом к воротам.
Смолкшие было разговоры опять возобновились. Старались говорить тихо, но так как говорили все разом, двор наполнился гулом.
— Ты только посмотри, что за цветы у нее на туфлях. Других таких туфель и не сыщешь!
— А красная куртка!
— Это с плеча помещичьей снохи. Широкая какая! И как это только Лю Гуй-лань по своей фигуре приладила!
— На то она и первая рукодельница в деревне.
— Она и оконные цветы вырезать большая мастерица, и всякую другую работу умеет делать.
— Старые люди говорят, что по обычаю невеста должна быть одета во все красное, иначе жизнь ее будет несчастной.
— Чего ж тянут-то? — спросил кто-то со вздохом.
— Свадебный обряд полагается начинать в полночь.
— Мало ли что полагается! Если полуночи ждать, невеста себе руки и ноги отморозит. Холод-то какой…
Старик Сунь, у которого не только замерзли ноги, но и разыгрался на морозе аппетит, заторопил:
— Пора приступать! Чем раньше управимся со свадьбой, тем скорее сын родится! Музыканты, начинайте!
Сопровождаемые оглушительным ревом труб, Го Цюань-хай и Лю Гуй-лань направились по цыновкам к дому. Группа молодых женщин поджидала их у дверей.
— Поглядим, поглядим, какой она ногой переступит порог, левой или правой.
— А что это означает?
— Если переступит правой, то первый ребенок у нее будет девочка, а если левой — обязательно сын…
Оттого ли, что было холодно и она сильно замерзла, или же по какой-то другой причине, но Лю Гуй-лань плохо понимала в этот миг, что творилось вокруг. Переступая порог, она слышала предостерегающие крики женщин: «Левую прежде ставь, левую!», но она так и не сообразила, чего от нее хотят, и не помнила, как очутилась в комнате.
Старуха Сунь кинула под ноги невесте мешок с зерном гаоляна:
— Полезай на кан, только прежде на мешок становись. Жених! Ты тоже иди сюда, к невесте.
Новобрачные сели рядом на кан, подвернув под себя ноги. Над их головами был растянут шелковый полог цвета огня.
Подошла молодая женщина с гребнем в руках и начала расчесывать невесте волосы.
Лю Гуй-лань отогрелась и почувствовала себя бодрее. Вспомнив все наставления старухи Сунь, она невольно улыбнулась и с любопытством огляделась вокруг.
Комната была убрана заботливыми руками вдовы Чжао. Под самым потолком висела большая лампа. На столе горели две толстые свечи красного воска, стояли чашечки и чайники, увитые красной бумажной бахромой.
На западной стене, где прежде обычно помещались таблицы предков, висели большие портреты Мао Цзе-дуна, Чжу Дэ и Линь Бяо, а сбоку от портретов на продольных красных полотнах Сяо Сян в честь новобрачных написал такие пожелания: