– Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос. Как я уже говорил, сведения о Золотом назначении – закрытая информация, – устало проговорил Аттикус, словно слишком часто повторял эти слова, а затем повернулся ко мне и еще раз спросил: – Итак, как тебе новая жизнь, Эмбер? С импринтингом я узнал множество деталей о телепатических отрядах и даже встречался с двумя телепатами, Мортоном и Мирой, но все еще не могу представить, как ты приспосабливаешься к такой жизни.
Аттикус знал, что я телепат. Ему известно в деталях о телепатических отрядах. Он встречался с Мортоном и Мирой. Ситуация казалась совершенно нереальной.
– Я не сразу приняла свою телепатию, – ответила я. – Потом пришлось разбираться и с отношением к носачам. Но сейчас с этим покончено. То есть, в основном, покончено. – Я заколебалась. – А как насчет тебя? Что ты чувствуешь, зная, что я телепат и способна прочитать твой разум? Волнуешься? Боишься?
Аттикус рассмеялся.
– Эмбер, меня никогда не волновало, что носачи прочитают мой разум. Помнишь, я говорил, что в моей голове для них нет ничего интересного?
Я нервно кивнула.
– Помню, ты утверждал, что обладаешь самым скучным разумом из всех пяти миллионов подростков на нашем уровне.
– Если я не волновался из-за чтения моих мыслей носачами на подростковом уровне, почему меня должно тревожить, что ты сделаешь это сейчас? После лотереи прошло восемь месяцев. Ты неоднократно просматривала мысли всех членов ударной группы. По крайней мере раз читала умы всех в своем отделе. Походя касалась разумов тысяч незнакомцев. Изучала мысли дюжин целей в разгар тяжелого ментального кризиса. – Аттикус покачал головой. – Должно быть, ты уже видела все, на что способен человеческий разум, значит, тебя не шокируют мысли такой обычной и незначительной персоны, как я.
– Не говори о себе с таким пренебрежением.
– Я не пренебрежителен. Нестрашно быть обычным и незначительным. Возможно, большинство людей не стали бы так себя называть, но я провел детство на восьмидесятом уровне. Когда живешь так низко, ты можешь быть лишь простым и малозначительным, но твои действия способны серьезно влиять на других. – Он помолчал. – Ты помнишь Каспера с подросткового уровня?
– Конечно.
– Каспер всегда отличался сияющей улыбкой. Сейчас он работает в ресторане особого медицинского отделения для людей, переживших депрессию и катастрофы. Я заходил туда навестить пациента, и он рассказал, как улыбка Каспера помогала ему в самые темные дни. – Аттикус вытянул руки и взглянул на них. – Мы с Каспером – обычные незначительные люди, но у него есть магическая улыбка, а у меня – ловкие руки. Мы оба пользуемся своим даром, чтобы спасать жизни.
Он вновь посмотрел на меня.
– Ты просила меня прийти и ответить на вопросы о лечении Илая. Мы можем где-то поговорить с глазу на глаз?
– Да. Дальше по коридору есть общинная комната.
Я дошла до комнаты и уселась в одно из нескольких кресел с роскошной обивкой. Аттикус сел напротив, а Адика встал у стены рядом с нами.
Аттикус кашлянул и демонстративно посмотрел на Адику.
– Илай сказал, что Эмбер имеет полное право выступать от его имени. Но я не могу отвечать на вопросы при других.
– Я командир ударной группы Илая, – ответил Адика, – и должен знать все медицинские данные.
– Ты должен знать, способен ли Илай работать, – поправил Аттикус. – А информация о его чувствах в отношении операции тебе ни к чему.
– Тебе лучше подождать снаружи, Адика, – попросила я.
Адика бросил на Аттикуса взгляд, способный устрашить армию.
– Я не думаю, что Эмбер уже проверила твои мысли, а значит, не могу оставить тебя с ней наедине.
Врач вздохнул.
– Эмбер, пожалуйста, проверь мои мысли. В любом случае, я бы хотел, чтобы ты читала их во время разговора. Я вел подобные беседы с Мортоном и Мирой и обнаружил, что просмотр моего разума очень помогал им во время сложных медицинских объяснений.
– Если ты этого хочешь, то…
Я закрыла глаза. В телепатическом видении мир выглядит странно. В нем нет ни стен, ни пола – ничего, кроме сияющих в пустоте разумов. Иногда телепатическое восприятие совпадает с одним из других моих чувств, обычно зрением или слухом, но при случайных изменениях я осознаю текстуры, запахи и вкусы. Мне сложно судить о расстоянии, поскольку шум других мыслей поблизости влияет на отчетливость разума.
Один из самых странных моментов заключается в том, что вы необязательно узнаете разум старого друга, с которым знакомы лишь традиционно. Я обнаружила это с Форжем. Когда я впервые коснулась его ума, он находился с четырьмя другими кандидатами в мою ударную группу, и мне не удалось сказать, кто из них – Форж.