Я подняла руку.
– Лукас, что это за факторы?
– Мы проверили все прежние дела в нашем улье и на основании анализа общих деталей разнесли диких пчел согласно определенным поведенческим моделям. Например, факторами могут быть пол и возраст злоумышленника, а зачастую и порядок действий.
Я кивнула.
– Значит, это говорит тебе, какой тип дикой пчелы ты ищешь и насколько срочно ее надо поймать.
– Точно, – подтвердил Лукас. – Эти факторы несовершенны, поскольку случайные личные особенности могут серьезно повлиять на действия дикой пчелы, но являются хорошим указателем. В редких случаях поведенческая модель концентрируется не на самой пчеле, а на том, кто ее создает, оказывая исключительное давление на психику.
Он скривился.
– Нашу прошлую охоту осложнило знание, что жертва являлась классической давящей личностью. Тогда мы сделали несколько неверных предположений, но в нынешнем деле уже допустили гораздо более серьезные ошибки. Мы ожидали, что между обществом на ферме и в улье существуют различия, но не понимали, что разрыв настолько фундаментален и люди могут выбирать, проходить ли им лотерею.
– Это было шокирующее открытие, – пробормотал Адика.
– Да уж, – согласился Лукас. – Оно показало, что мы не знаем основных факторов, определяющих социальное продвижение на ферме. Нас ждут проблемы при определении границ между нормальным поведением и предупреждающими сигналами, но даже если мы правильно распознаем эти границы, картина окажется совершенно не такой, как в улье 1c7738.
– Жители морской фермы обладают своим набором поведенческих моделей и факторов? – спросила Базз.
– Похоже, они вовсе не пользуются этой методикой, – ответил Лукас. – Население фермы так мало, в сравнении с ульем, что они действуют, как учитель, по прежнему горькому опыту знающий, какой ребенок в классе вероятнее всего мог сломать вещь.
Он вздохнул.
– По сути, мы не понимаем общество на морской ферме. И не можем положиться на помощь поведенческих моделей или факторов. У нас даже нет детальных записей о старых делах, лишь списки подозреваемых и заметки о том, кого признали виновным. Мы могли бы запросить информацию у людей из службы безопасности фермы, но я опасаюсь, что наша цель как раз входит в их ряды и может подделать записи.
Адика подавленно хмыкнул.
Лукас повернулся к Рофэну.
– Я попросил Рофэна присоединиться к нам, поскольку он рос членом ассоциации бродяг.
Ударник, похоже, слегка смутился.
– Хотя ассоциация бродяг технически определяется как оппозиционная группа, она обеспечивает улью полезный резерв людей, которых лотерея может назначить работниками Внешки, – продолжал Лукас. – Поэтому улей разрешает походным группам ассоциации бродяг посещать наружные станции обеспечения, включая морскую ферму, и получать основные товары, вроде еды. Я надеюсь, что Рофэн слышал от других какие-то полезные факты о ферме.
– Я лишь дважды там бывал, – нервно проговорил Рофэн.
Лукас неверяще уставился на него.
– Ты действительно сам бывал на морской ферме? Почему ты раньше об этом не упоминал?
– Потому что ты интересовался обществом морской фермы, а я ничего о нем не знаю, – ответил Рофэн. – В первое путешествие мне было всего шесть лет, и я помню лишь, как проводил время на пляже, а один мальчишка с фермы назвал меня кротом и все время моргал.
– Джунипер говорила, что кроты – это зверьки, живущие под землей, – заметил Лукас.
Рофэн кивнул.
– В парках улья нет кротов. Возможно, потому, что их раскопки вредят дренажной системе. Снаружи я их тоже не видел, но натыкался на кучки земли там, где кроты рыли свои норы.
– По словам Джунипер, назвать кого-то кротом – это оскорбление, – сказал Лукас. – Она также заверила, что зрячий крот – это уважительное прозвище, но тут я не уверен в ее искренности.
– Тогда, в шесть лет, я не знал, почему мальчишка так меня назвал, но по интонации понял, что он грубит, – ответил Рофэн. – Я огрызнулся в ответ, мы подрались, свалились в ручей и… – Он покачал головой. – Во второе путешествие на морскую ферму мне исполнилось двенадцать, поэтому его я помню лучше. Мы добирались туда четыре дня, неделю провели на побережье и пять дней возвращались, поскольку пошли более длинной и интересной дорогой.
Рофэн помолчал.
– Это был мой последний долгий поход с семьей. Перейдя на подростковый уровень, я мог ускользать лишь на пару дней.
Меган смотрела на него в замешательстве.