— Ну-с, какова повестка дня? — спросил главный инженер, когда Черный Дьявол вошел к нему в кабинет. — Зачем пожаловал?
— Надоели склоки и беспорядки! — торжественно заявил Маннап, сняв шапку-ушанку и положив ее на стол. Черные пряди волос упали на лоб, закрывая глаза, и он небрежным жестом откинул их в сторону... — Поставь журавля сторожем, крику не оберешься.
— Кого ты имеешь в виду? — поинтересовался Балтаев.
— Царицу пустыни, конечно!
— Кого, кого?
— Махидиль Салимову, бригадира... Разногласия у нас с ней. Наряды плохо закрывает. Заставляет вкалывать, а как дело доходит до рупий — шиш. Вот сочинил на нее жалобу, крик души, — протянул он главному инженеру исписанный лист бумаги.
Балтаев принялся читать, и лицо его с каждым мигом все больше хмурилось. «Сейчас начнет орать!» — подумал Маннап и беззаботно вытянул ноги под столом.
И действительно, отшвырнув от себя бумажку, Хашим стукнул кулаком и свирепо уставился на жалобщика.
— Склочник! — свирепо закричал он. — Вон отсюда!
— Я к вам с воплем души, а вы...
— Говорят тебе — вон!
— Тогда отдайте бумагу! — Маннап развязно поднялся с места.
— Нет! — отрезал Хашим. — Заявление останется у меня!
Он выдвинул ящик стола и бросил туда бумагу.
Оставшись один, Хашим долго сидел в задумчивости. Вновь перечитал заявление Маннапа, аккуратно сложил его и спрятал в бумажник.
Дома, за ужином, Хашим будто невзначай сказал, обращаясь к жене:
— Подружка-то твоя, ай-ай-ай...
— Диля?! — испуганно вскрикнула Махмуда. — Что с ней?
— С ней-то ничего, а вот... — Хашим умолк.
— Говорите, говорите же!
Хашим нахмурился.
— Вертихвостка она, оказывается...
— Что?! — возмутилась Махмуда. — Да как у вас язык повернулся такое сказать?!
— Не веришь, спроси у людей. Повсюду шумят об этом...
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
I
Совещание еще больше подхлестнуло Рахимова. Он спал урывками, в машине, разъезжая по всей трассе, знакомясь с положением на местах, вникая в нужды участков, и не уезжал, пока дело не налаживалось. Мысли о Балтаеве не покидали его. Да, видно, главный инженер не считался со спецификой работы, не обращал внимания на запросы людей, живущих и работающих в тяжелых условиях. Грош цена такому руководителю!
После совещания на стройке было проделано многое. Сформированы специальные автоколонны для доставки грузов с железной дороги, достроены теплые складские помещения и гаражи; поблизости от участка Гавхона начато строительство нового поселка; на стройку прибывали и прибывали люди. С каждым днем менялись условия жизни строителей: улучшилось питание в столовых, в лавках стало больше товаров. Участки и поселки были радиофицированы, и дикторы рассказывали обо всех новостях на трассе, о том, как идет социалистическое соревнование, и о тех, кто особенно отличился. Диспетчер оповещал по радио о начале и конце смены. На участке Даниярова стала выходить стенная газета, редактором которой выбрали Гульхайри. Оживилась и работа клуба, часто демонстрировались фильмы. В общем, дела явно шли на лад.
Махидиль втянулась в жизнь трассы. Правда, спокойствия ей это не прибавило; когда чувствуешь на себе ответственность, откажешься от лишнего часа сна. По утрам, позавтракав наспех, она бежала в контору и составляла для начальника участка короткую рапортичку о работе, проделанной накануне ее бригадой. Получив новое задание, знакомила с ним людей, определяя каждому его задачу, и перед началом смены проверяла и опробовала машины. Махидиль была требовательна к себе и того же добивалась от всех. «Нужно беречь каждую минуту, беречь каждую машину, каждую гайку, каждый литр воды, каждый грамм топлива», — не уставала твердить она.
И после смены Махидиль не позволяла себе отдыхать. Часто можно было видеть, как, увязая в песке и снеге, она взбиралась на барханы и долго стояла, записывая или зарисовывая что-то в общей тетради с помятой картонной обложкой; с этой тетрадью она никогда не расставалась. Усталая возвращалась домой, утоляла жажду горячим чаем, немного отдыхала и вновь шла по делам.
Махидиль окрепла, и теперь с усмешкой вспоминала, как ей было трудно в первые дни, когда, получив солнечный удар, думала, что умрет, и струсила, смалодушничала — хотела бросить все и уехать... «Теперь она уже не та наивная горожанка, приехавшая сюда в нарядном платьице», — горделиво думала Махидиль, вышагивая по снегу в ватных стеганых брюках, валенках, шапке-ушанке, с раскрасневшимися от морозного воздуха щеками.
Девушка втянулась в ритм стройки, работала, не считаясь со временем, но ей все казалось мало. Махидиль очень хотелось побывать на Амударье, ознакомиться с жизнью всей трассы, посетить самые отдаленные участки, но времени на все это не хватало. Она бывала только в Туякбаши, на участке, с которым они соревновались, изредка в Тепакургане и в управлении в Туябулаке. Во время этих поездок Махидиль поражалась, как быстро меняется облик пустыни.