— Что вы мне скажете, Камильджан? — шепотом спросила девушка.
Ей показалось, что губы Камиля шевельнулись...
«Что я могу сказать?.. — послышалось ей. — Скажу одно: прислушайся к своему сердцу. Мертвые не оживают, а жизнь продолжается...»
II
Никто и не предполагал, что Гульхайри умеет так хорошо петь. Ее нежный, приятный голос, словно весенний ветерок, ласкал душу... Кружок художественной самодеятельности проводил свой первый концерт. Алеша, исполнявший роль конферансье, назвал ее имя. Надыр, который пристроился в самом последнем ряду, у выхода, вытянул шею и уставился на сцену, даже не заметив, как опоздавшая Махидиль села рядом с ним.
На сцену вышла Гульхайри в белом платье, подчеркивающем ее ладную фигуру. Она запела и сразу же заворожила слушателей. Чувство радости переполнило Надыра. Эта красивая девушка, которой все любуются, — его подруга. Гульхайри пела только для него. Только об их счастье...
После ссоры во время субботника Надыр не находил себе места. Гульхайри поставила вопрос ребром: «Или Черный Дьявол, или я! Но сперва ты попросишь извинения у Махидиль за свою грубость». Надыр рад был помириться с любимой, но боялся Маннапа. От Черного Дьявола можно ждать чего угодно. Кто здесь лучше Надыра знает подлый нрав Маннапа? И все же, превозмогая страх и нерешительность, Надыр старался избавиться от опеки зловещего приятеля. Ему хотелось покончить с прошлым. Он не желал потерять Гульхайри, но не мог бы даже с ее помощью разделаться с долгом, которым Маннап приковал его к себе. Так думал Надыр, стараясь не выдать своих мыслей Маннапу и делая вид, что по-прежнему верен ему.
В институте началась зимняя сессия, и Гульхайри, даже не попрощавшись с Надыром, уехала сдавать экзамены. Что пережил Надыр за время ее отсутствия, знает только он сам. Тоскуя по любимой, он корил себя за то, что не ценил их дружбы, готов был пасть перед Гульхайри на колени и в день, когда по его предположениям она должна была вернуться, отправился к Махидиль попросить прощения за прежнее свое поведение и посоветоваться относительно своих отношений с Гульхайри.
Они беседовали долго, и на сердце у обоих молодых людей стало легко. Надыр ушел от бригадира поздно вечером. Луна еще не появилась, но было светло от снега. Он бродил вокруг барака Гульхайри. Затем смахнул с козел снег и, присев, долго-долго смотрел на темное окно. «Спи, спи спокойно, родная», — прошептал он и медленно зашагал прочь, все время оглядываясь и то и дело останавливаясь в надежде, что Гульхайри, если она вернулась, сердцем почувствует его присутствие и выйдет. Не в силах уйти от барака, он вернулся. И в этот самый момент растворилась форточка...
— Кто там? — раздался тихий голос.
— Гуль!.. — едва слышно произнес Надыр. — Гульхайри... — тихо повторил он и отступил назад, чтобы свет взошедшей луны упал на его лицо.
Форточка закрылась. Не прошло и минуты, как девушка, в накинутом на плечи пальто выбежала из барака.
— Что вы тут делаете так поздно?..
— Гуль... — только и мог произнести Надыр. Голос его осекся, и, протягивая вперед руки, он умоляюще прошептал: — Я извинился перед Махидиль... Поверь мне, я порву с Маннапом.
Девушка молча слушала. Сколько бессонных ночей провела она в ожидании, что он придет, стукнет в окно и скажет те самые слова, которые произнес сейчас. Сколько дней и ночей она ждала этого, твердо решив лучше порвать с ним, чем оскорблять свою любовь. И теперь, когда он стоит перед ней, понурый и желанный, ей стало так жалко его, что сердце у нее дрогнуло, и она едва сдержала слезы сострадания.
Надыр обнял ее за плечи и повел к козлам. Она присела, подвернув под себя полу пальто.
— Гуль, я так люблю тебя...
...Раздались аплодисменты, и Надыр очнулся от своих грез. В клубе было шумно. Присутствовавшие громко выражали свой восторг и просили повторить песню. Надыр оглянулся, увидел сидевшую рядом Махидиль, и счастливая улыбка появилась на его лице.
В этот момент чья-то фигура склонилась над Махидиль, и она услышала над ухом горячий шепот:
— Махидиль, вас ищет прораб...
Девушка узнала Зубайду.
— Ой, Махидиль, — начала та, когда они вышли из клуба. — Если бы вы знали, как он напугал меня! Только я собралась начать постирушку, даже в клуб из-за этого не пошла, как вдруг из конторы послышался шум. Что за скандал, думаю? Прислушалась, а это Данияров отчитывает Музаффара, да так, что я обомлела. Дрожу от страха, и только...
— За что же он его ругал?
— Сперва не понимала, а потом слышу: за какое-то нарушение норм. «Где были твои глаза?!» — кричит прораб. Ох и отчитывал он нашего комсорга, без всякой жалости отчитывал... Я такого от него никогда не слыхала... Бедняга Музаффар...