— Да что вы, Сабахон-апа! — Чаша терпения Махмуды стала переполняться. — Живем мы хорошо, у нас двое детей...
Но Сабахон перебила ее:
— Ой, что вы говорите, невестушка! У нас со стариком трое детей, а знаете, что он натворил? Стоило чуть взгляд отвести в сторону! Если уж тихоня такое вытворяет...
— Хватит, умоляю вас, — забеспокоилась Махмуда. — К чему эти разговоры?
— Неспелая вы еще, невестушка. Верите каждому слову мужа... Вот вам Гулям-ака, старый, пришибленный, а распустил хвост, повадился... Есть такая потаскуха на стройке! Да вы, наверное, знаете ее, та, что в Куянкочди, ученая...
Махмуда покрылась холодным потом, сердце у нее упало. А Махидиль густо покраснела.
— Вы ошибаетесь, тетушка, — едва сдерживая гнев, заговорила она, наконец. — Во-первых, «та, что в Куянкочди», это я. А во-вторых...
— Замолчи, Диля, — взмолилась Махмуда. Она вскочила и чуть не плача обратилась к Сабахон: — Тетушка, милая, хорошая, уйдите! — Голос ее дрожал. — Вы обижаете мою единственную любимую подругу...
Сабахон опешила. Но тут же глаза ее и вовсе превратились в щелочки, тонкие губы посинели.
— Чтоб ты остолбенела, чтоб подохла! — заверещала она. — Да если бы я сразу узнала, что это ты, я бы растоптала тебя! Зачем пожаловала сюда, за полюбовниками?
— Тетушка... — сдавленно прошептала Махмуда.
Сабахон закусила удила.
— Не нашла моложе моего старика?.. Чтоб такую ученую, как ты, ветер унес! Хочешь заарканить отца троих детей? Ты еще моим мылом не стирала! Я тебе глаза выцарапаю!
— Молчать! — закричала не своим голосом Махмуда. — Сейчас же вон отсюда!
С оханьем и воплями Сабахон, на ходу вдевая ноги в галоши, выбежала из дома.
Махмуда обняла подругу.
— Прости... — заплакала она. — Прости меня... Явилась сплетница и наплевала тебе в душу... В моем доме пришлось тебе выслушать клевету бабы с ядовитым языком...
Махидиль прижала ее к груди.
— Глупышка, ты-то почему просишь прощения? Не надо, не надо лить из-за этого слезы. Может, и ядовитый у нее язык, но и ее вины нет...
Махмуда подняла голову и удивленно посмотрела на подругу:
— Не понимаю...
Махидиль рассмеялась. Махмуда поразилась ее выдержке. Выслушать столько брани и оскорблений и оставаться спокойной!
— Что ты говоришь, Диля?!
— Она не виновата, — повторила Махидиль. — Зерна сплетни сеют другие.
— Кто бы что ни говорил, все равно я ничему не поверю, — говорила Махмуда, всхлипывая. — Ведь Гулям-ака тебе в отцы годится!
— Конечно. Однако некоторые же верят...
— Я хочу познакомить вас с двумя бумажонками, — приветливо встретил Махидиль главный инженер. — Я их никому не показывал и не покажу. Не хочу открывать дорогу сплетням о вас, Махидильхон. Но... — Хашим насупил брови, делая вид, будто оказался в трудном положении. — Но вы не представляете себе, как трудно выслушивать сплетни о близком человеке. У меня голова кругом идет...
Махидиль взяла протянутые ей главным инженером письма. В них говорилось о «катастрофическом положении на участке из-за поведения некоторых людей... Лучшие строители охладели к работе... Неопытные, но стремящиеся овладеть профессией молодые рабочие предоставлены самим себе... Нет внимания к технике, поэтому механизмы часто простаивают, а это бьет по заработку квалифицированных рабочих... Особенно бросается в глаза неумение товарища Даниярова ладить с людьми... Начинается разброд... Впечатление, что коллектив сплочен, обманчивое; в действительности положение тяжелое... Участок опять стоит на краю пропасти...»
Махидиль быстро пробегала глазами строчку за строчкой и дошла до места, где говорилось о ней. «Бригадир Салимова позорит всех нас. Ее аморальное поведение оказывает отрицательное воздействие иа молодежь. Как-то на рассвете из домика, в котором она живет, вышел мужчина. Есть люди, которые видели это своими глазами...»
Хашим внимательно наблюдал за девушкой, думая, что она возмутится, закричит, заплачет. Однако вопреки его ожиданию, Махидиль спокойно дочитала анонимку, и на лице ее появилась улыбка. Казалось, она с трудом сдерживается, чтобы не рассмеяться. «Притворяется сильной...» — подумал Балтаев. И все же в каком-то уголке его сердца на мгновение возникла жалость к девушке и так же быстро исчезла. Он вспомнил о том, как она отвергла эго ухаживания и как он был уязвлен этим. Хашим вновь посмотрел на Махидиль. «Похорошела, расцвела. Если бы не рабочая одежда...» Она по-прежнему нравилась ему, но с такими чистюлями каши не сваришь, а хлопот не оберешься. Впрочем, союзницей против Даниярова ее еще можно сделать.