Махидиль молча положила письма на стол и придвинула к главному инженеру.
— Вы верите этому?
Балтаев скосил взгляд в сторону, прокашлялся и пожал плечами.
— Как можно?!
«Идиот! — со злостью подумал он о Маннапе. — Чем сплетничать о Махидиль, побольше бы написал про Даниярова!»
Девушке захотелось скорее уйти отсюда.
Махидиль зачастую после окончания смены продолжала бродить по трассе со своей неизменной тетрадкой в руках. Для этого были свои причины.
После того памятного совещания, которое так много изменило на стройке, она и дядюшка Ходжаназар вышли в коридор и принялись ждать Даниярова, чтобы ехать на участок. Подошла секретарша и сказала, чтобы они отправлялись одни: Латиф задержится у главного инженера.
Махидиль хотела было идти, как вдруг заметила Гуляма-ака. Стоя на пороге своего кабинета и придерживая рукой дверь, он смотрел на нее, словно собирался что-то сказать. Махидиль молча остановилась в ожидании, но Гулям-ака вдруг скрылся в кабинете и тихо прикрыл за собой дверь.
Девушка побледнела, губы у нее задрожали.
— Что с тобой, доченька? — встревожился дядюшка Ходжаназар. — Чего испугалась?
— Нет, нет... Ничего... Не знаю... Пойдемте...
— Пойдем, пойдем. Выйдем на свежий воздух. Уж не захворала ли ты, доченька? Может быть, поедем к врачу?
— Нет, не беспокойтесь...
— Почему ты побледнела при виде Гулямджана? Или он сказал что-нибудь?
— Я даже голоса этого человека никогда как следует не слышала...
— Это он с виду такой мрачный, а человек он неплохой, — успокаивал ее Ходжаназар. — При случае все обстоятельно расскажу тебе о нем, если захочешь, доченька. Не попусту глядел он на тебя. Единственная его дочь пропала без вести. Никак, бедняга, не может примириться с потерей...
— Вот почему он такой замкнутый...
— Замкнутый... Эх, доченька, если б ты знала, что ему пришлось пережить...
— Всякий раз, когда я вижу его, становится не по себе, — задумчиво произнесла Махидиль. — Он кого-то мне напоминает...
С тех пор Махидиль стало интересовать все, что касалось Гуляма-ака. Она подробно расспросила Латифа о рационализаторских предложениях старика. Это и явилось причиной того, что Махидиль принялась изучать район участка Гавхона. От возвышенности Туякбоши она обследовала местность до самого Хачкопа, где прокладывать трассу было особенно сложно. Махидиль захотела проверить целесообразность предложений Гуляма-ака. Его беспомощность вызывала в ней сочувствие. Латиф — другое дело: он сильный, уверенный в себе... А может быть, следует согласиться с Балтаевым? Разве позволят приостановить стройку на то время, пока Латиф будет доказывать реальность своего предложения и идей Гуляма-ака? Во всяком случае, когда ей стало известно, что после совещания Рахимов долго беседовал с Гулямом-ака, Махидиль поехала в управление на прием к начальнику.
— Он ничего толком не объяснил мне, — сказал Дивно-Дивно. — Может быть, стесняется, не знаю...
— Или слишком самолюбив?
— При чем тут самолюбие?
— Самолюбивые люди очень застенчивы...
— Не понимаю... Какое может быть самолюбие, когда речь идет о деле.
Махидиль задумалась. Может быть, набраться храбрости, пойти прямо к Гуляму-ака и вызвать его на откровенность?
На следующий день, во время работы, Махидиль увидела его. Он был в коротком стеганом халате и держал какой-то сверток, завернутый в газету. Девушка опустила полный ковш в кузов самосвала, выключила мотор, слезла и направилась к Гуляму-ака.
— Здравствуйте! — Как всегда, при встрече с ним непонятное волнение овладело ею.
Старик поклонился.
— Оказывается, вы вчера приезжали. Мне Хамро Рахимович сказал, — тихо произнес он и протянул сверток: — Вот вам... Хотел вчера прийти, но не смог, простите...
— Это я должна извиниться, — ответила Махидиль. — Побеспокоила вас. Какой путь пришлось вам проделать...
— Ничего, — тихо отозвался Гулям-ака, отводя глаза в сторону. — Если мои схемы и документы хоть немного помогут вам, буду рад. А мне ничего не нужно. — И с этими словами повернулся и быстро зашагал прочь.
Махидиль хотела побежать за ним, но ноги почему-то отказывались повиноваться.
До поздней ночи она знакомилась с материалами Гуляма-ака. В них были кое-какие недоработки, нужно было поломать голову над чертежами и расчетами, но в целом предложения были, несомненно, интересными.
Снег, который скупо падал днем, к ночи повалил крупными хлопьями. Махидиль вышла подышать воздухом. Кругом бело, словно вся Вселенная оделась в праздничное одеяние. Махидиль отошла довольно далеко от дома и, вспомнив школьные годы, с наслаждением принялась лепить снежную бабу. Вдруг к ней подбежала Зубайда, которую она оставила дома спящей.