— Обиделась на меня, — сказал профессор, — за то, что надолго увез отца. Не плачь. Вот твой отец, живой и здоровый. А похожа ты все-таки на маму. Как хотите, а этого воробышка я считаю своей внучкой.
Если разобраться, то так оно и было. С пяти лет Гулям жил в семье Джамаловых. Вот как это произошло.
Однажды Марьям-апа рассказала мужу, что соседского мальчика укусил скорпион и что мальчик кричит от боли. Салих Пулатович знал народное средство от укуса скорпиона. Он пошел к соседям, и скоро мальчик перестал кричать и даже повеселел. Он был худым и болезненным. Одежка на нем была старая, в дырах.
Шла первая мировая война, годы были голодные; мать не смогла прокормить ребенка, привезла из кишлака и оставила в городе дальнему родственнику, и с тех пор пропала без вести. Мальчик еще под стол пешком ходил, а уже помогал по хозяйству. Салих Джамалов, молодой учитель, и его жена, Марьямхон, привязались к малышу. Своих детей у них не было. Скоро мальчик перебрался к ним, и Салих Пулатович усыновил его.
Трудное, но замечательное то было время! Будто свежим ветром, благостным дождем пронеслась над краем революция и разбудила к жизни людей, заставила их поверить в свои безграничные силы. Учитель Салих Джамалов заново стал учиться сам, понял, что без науки, которую принесли с собой русские большевики, Ленин, не осуществить мечту Ахмада Дониша, которая стала и его мечтой... Сына приемного он определил в школу, а затем Гулям окончил рабфак.
...На соседней улице жила Фазилат со своим отцом сапожником. У Гуляма не было тайн от профессора, и он признался ему, что полюбил Фазилат. Сыграли свадьбу. Молодые поселились у отца Фазилат: трудно было бы старику жить одному. Нелегко было Гуляму расставаться с домом профессора. Ведь он обязан был ему всем, чем стал. А стал он сначала студентом, а затем и аспирантом. Но на одну стипендию вдвоем не проживешь. Да и пополнение вот-вот появится. И Гулям давал уроки в вечерней школе. Он не был похож на своих сверстников, любивших погулять. Ему во всем хотелось походить на своего учителя: быть полезным науке и людям.
Салих Пулатович радовался успехам Гуляма, брал его с собой в экспедиции, верил в него. Молодость есть молодость, и Гуляму не терпелось скорее начать самостоятельные изыскания.
...Вернувшись из последней экспедиции, профессор спросил у жены:
— Да, кстати, не было ли письма из Москвы?
Марьям-апа растерялась.
— Нет, ничего не было, — отводя глаза в сторону, ответила она.
Джамалов усмехнулся, ласково потрепал жену по плечу и пошел в дом. На следующий день Гулям прибежал к учителю, чтобы узнать, какой ответ пришел из Москвы. В том, что он пришел, Гулям не сомневался. Его наверняка послали следом за телеграммой о прекращении работ.
Он застал учителя в кабинете за столом, заваленным кроками, блокнотами, чертежами, образцами пород и почв.
Профессор был рад Гуляму, усадил его рядом. Много говорил об их экспедиции, как далеко она продвинула дело вперед. И ни слова о письме. Так ничего и не узнав, Гулям вернулся домой.
Через несколько дней, когда Гулям пришел с работы, его встретила бледная Фазилат.
— Что случилось? — забеспокоился он.
— Профессор... Тебя просили немедленно прийти...
Не чуя под собою ног, он бросился к Джамаловым. Калитка во двор была распахнута. Едва Гулям взбежал на крыльцо, его встретил Матвей Владимирович. Он тяжело положил Гуляму руки на плечи и медленно проговорил, еле шевеля губами:
— Умер... Скоропостижно... Письмо...
Когда через полчаса Гулям опомнился, то спросил:
— Мне он ничего не велел передать?
— Велел. «На свете нет радости без труда, без забот нет счастья».
...Но, видно, не готов был Гулям принять дело учителя на свои плечи. Сначала по инерции он ходил в институт и на работу в вечернюю школу, но с каждым днем и то и другое все больше тяготило его. Как говорят в таких случаях, все валилось из рук. Он стал сторониться людей и вместе с тем боялся одиночества. Его преследовала мысль, что в один прекрасный день с ним может случиться то же, что и с профессором. А тут еще умер тесть. Гулям продал дом и уехал с семьей в Ташкент. Клин вышибают клином. А иногда... водкой. Гулям стал пить. Порой напивался до того, что не помнил, кто и когда приводил его домой. Бывало, что на всю округу он вопрошал: «Есть правда на земле или ее нет?» И сам же отвечал: «Правды нет! У нее прохудилось дно!» От него шарахались. В один прекрасный день он оказался за решеткой. Так вроде бы подтвердились известные слова поэта: «То вознесет тебя высоко, то бросит в бездну без следа...» И все-таки человек не лоскут материи, что повис на заборе и полощется на ветру, — куда ветер, туда и он. Человек видит, смотрит, думает, страдает. Наконец, в отличие от лоскута, человек может вступить в единоборство с ветром...