В-четвертых, я рассуждал на эту тему уже миллион раз и навряд ли приду к чему-то более верному, чем решение принять этого ангелочка в семью. Не в наигранно добрую мафиозную с четким кодексом, понятной целью и строгой иерархией, а в свою собственную, состоящую из сестры и ее сына. Пусть будет племянницей, тем более, что я не привык считать кровь водой.
— Принцесса, все восхитительно вкусно! — с восторгом произношу я, обнимая ребенка.
Малышка весело смеется и болтает ножками, когда я приподнимаю ее над полом. Опустив хрупкую ношу на пол, я предупреждаю, чтобы до утра меня не ждали и тут же ловлю на себе злой взгляд.
— Я искать работу, принцесса! — в примирительном и немного шутливом жесте вскидываю руки, показывая, что все понял и без «добычи» домой не приду. — Будь хорошей девочкой и позаботься о брате.
— Об этом не беспокойся, — четко и уверенно произносит она, но тут же ее голос начинает дрожать, — только… Нет ничего.
— Эй, моя принцесса в чем-то сомневается? Тебе стоит только свистнуть и твой верный рыцарь-защитник придет на помощь! — патетично произнес я, встав на колено, чем вызвал звонкий смех малышки. — Ну все, мне пора.
Она ничего не сказала, просто постояла на порожке, провожая меня взглядом.
Принцесса. Прозвище больше похожее на титул. Оно ей подходит, вот только она вряд ли осознает, как со стороны смотрится ее поведение. Вежливая, пунктуальная, не боящаяся показаться смешной и быть не принятой обществом однолеток и взрослых, невольно начинаешь подстраиваться под нее, поступать так, как удобней ей. Именно за это манипулирование людьми, которое у нее получается удивительно естественным, я дал ей это прозвище. Я уверен, если она доживет до двадцати пяти — тридцати, сможет стать истинной Королевой. Правда, для этого ей сначала надо выйти в дамки на игральной доске жизни. Определенно, за этим будет интересно наблюдать.
Работу я нашел у одной из своих богатых, уже немолодых, но все таких же прекрасных любовниц. Работа была не совсем легальной и отнимала много времени, что ранее меня бы совсем не устроило, но еще больше меня сейчас не устроит голодная смерть моих племянников, а гулянки я потом наверстаю.
Прошло чуть больше месяца, я редко в этот период появлялся дома, но и по женщинам и барам больше не шлялся. Жизнь только вошла в размеренную колею, но тут мне подвернулось выгодное дельце, при выполнение которого я смогу еще год жить ни в чем себе не отказывая и при этом содержать еще и племянничков. Оставив записку о том, чтобы неделю меня не ждали, и деньги на продукты. Я отправился на встречу приключению! Которое обернулось скукой смертной.
Вернувшись в тихий приморский городок, я первым делом направился домой. На немного покосившемся крыльце сидел и хлюпал носом племянник.
— И что это у нас тут за плакса? — начал подтрунивать я.
Резко вскинув голову и взглянув на меня невыносимо злыми, дикими и голодными до человеческого тепла глазами, малявка начал быстро и четко говорить. Он говорил сухо, только по существу и от этого становилось не по себе. Не должен ребенок так вести себя.
— Я ее не слышу, понимаешь?! Несколько часов не слышу! И такое чувство, что… — сначала он кричал, а потом устало опустил голову, безвольно свесив руки вдоль тела, — я ее просто не слышу, не слышу, — как в бреду повторял он, и я уже всерьез забеспокоился о его душевном состоянии. Но тут он резко вскинулся и побежал куда-то в сторону, периодически проверяя, иду ли я за ним.
Во мне клокотала злость. Лютая ненависть к незнакомым мне людям завладела мной.
Дойдя до полянки циркачей и отправив племянника домой, я перестал себя сдерживать. Давно мне так не сносило голову. Мощное пламя Урагана, что являлось моим самым верным и опасным оружиев вырвалось на свободу — никто, из присутствующих, не мог выжить, но это и не важно, ведь Амалию держут в фургончике поодаль, это я выяснил сразу.
Когда с этим грязным делом было покончено, я почувствовал легкое омерзение не только к этим тварям, что хотели продать мою маленькую племянницу, но и к себе. Это только со стороны кажется, что профессионалов в таком грязном деле не мучает чувство вины, мучает, но недолго, просто для профилактики, чтобы человек не скатился на уровень животного. Тех, кого все же не мучает, рано или поздно ждет именно это. Вседозволенность развращает. А что может быть вседозволенней, чем вершить суд над людьми? Решать, кого оставить в живых, а кого убить?