Мне всегда нравилось наблюдать за мимикой сестры. Она у нее была развита настолько, что только по лицу можно было прочесть все, что она хочет сказать. Именно сказать, ведь мысли она так ярко не демонстрировала. Кому как не мне это знать?
Почему-то именно сейчас мне вспомнилось, что однажды я слышал разговор двух взрослых мужчин о женщинах. Нет, даже не так, о роковых женщинах, что разбивают мужские сердца. Это произошло еще во времена нашей жизни с Сальери — не могу называть этого мерзкого, но в какой-то степени любимого человека дядюшкой. Два немолодых мужика, которых сестренка мысленно маркирует как «пивные животики, диванная сноровка и шахматный разряд, ведь телевизор в наше время — вещь сейчас крайне дорогая», разговаривали, как по мне, на весьма странную тему.
Я не стремился подслушать их разговор, но информация лишней не бывает. Они говорили о чем-то не совсем понятном для меня, вот только… Я, наконец-то, понял, что «похищать сердца» — это фигура речи. Еще я понял, что моя сестренка со временем станет именно «роковой женщиной». Насмотревшись на дядю, могу резюмировать, что это будет убийственная смесь, ведь Амалия, желая того или нет, взяла от наших родителей и родственников все самое лучшее. Мамины манеры уже сейчас делают из нее «маленькую леди» — по крайней мере, так говорят взрослые. Правильное построение фраз и мамина манера речи наложились на особую философию Амалии, которая даже сейчас мне до конца не понятна, что делает мою сестру еще более исключительной. Она не такая как остальные люди, с которыми мне приходилось встречаться на протяжение моей не слишком долгой жизни, это становится понятно уже во время разговора с ней. Папина решительность и суровое следование собственным принципам наложились на природную изворотливость ума, что впрочем почти не заметно из-за излишней порывистости, однако… Я своими глазами видел, как за доли секунд дядюшка из веселого балагура не обремененного спокойствием и выдержкой превратился в другого человека. Собранного, решительного, осторожного и мыслящего совершенно другими категориями нежели обычно. И я почему-то уверен, что с временем сестренка сможет точно так же.
— Зеленка, пошли играть! — раздался крик над моим ухом.
Ну вот, снова я слишком ушел в свои мысли и не продвинулся ни на одну страницу, а ведь…
— Айоргу! Ты скоро пылью покроешься со своими книжками! Побежали с нами! — раздался крик над вторым ухом. Опять Дору, отнимает драгоценное время моей Лии.
— Твоего мнения, мистер вечный моторчик в одном месте, никто не спра… — попытался я избавиться от надоедающего фактора, но куда там.
— Как ты меня назвал?! А сам ты, сам… Книжный червь! Вот кто ты!
— Этот «книжный червь», как ты выразился, сейчас набьет тебе морду, — с угрозой произношу я, вставая.
Развиться нашей словесной перепалке в драку не дал, один неучтенный фактор… Сестренка, немного отойдя и разогнавшись, прыгнула Дору на спину, тот пошатнулся и упал вперед, придавив меня своим телом, он все же смог сгруппироваться и подставить земле вместо лица свою руку.
— Лия, слезь с меня! Больно ведь, — пропыхтел Дору.
— Лучше, ты слезь с меня! — пихая тело, прижимающее меня к земле, сказал я. Но ответил мне не он, а Лия:
— А вот и не слезу! Сегодня я Царь Горы! — гордо заявила эта… самая невозможная девочонка!
Может, я ошибся? Все обойдется, и она с возрастом станет простой пацанкой? Или тихоней, вышивающей крестиком?
«Крестиком я вышивать уже умею, даже вязать могу. Хочешь свитерок на Рождество?» — услышал я ее мысли, обращенные ко мне. А по блеску озорных карих глаз понял, что тихоней ей уже никогда не стать. Не та порода.
«Странная мысль… Он ведь еще совсем маленький. Нужно проследить, чтобы он до определенного времени не узнал об нацистких учениях… Второй Мировой здесь не было, поэтому они все еще популярны и не отождествляются со злом». — продолжал я слушать мысли сестры. Нужно узнать, что такое «отождествлять» и почему учение каких-то нацистов — зло. Где мой блокнот?