Когда Аркадий написал ей, что он занимается поисками всех материалов по древней магии, которые маги не увезли с собой и не уничтожили, и даже получил для этого диплом архивариуса-библиотекаря — как и сама Антонина! — Антонина без всякой задней мысли написала: «Забавно, как мы с тобой пересеклись! Мой муж ведь занимается именно темой древней магии, у него даже научная работа по этому вопросу есть! Я немного помогала ему со сбором материала. Этим летом мы договорились, поедем с дочкой поживем в Снифоре на съемной квартире, пока он со студентами будет раскапывать одно из последних известных полей, где достоверно применялись древние магические артефакты…»
Ответ пришел гораздо быстрее, чем обычно. Аркадий среди прочего писал: «Мне тоже очень интересно это место. Если не возражаешь, я хотел бы вас навестить и поговорить с твоим супругом. Разумеется, если он не против меня проконсультировать.»
Антонина рассказала мужу, он, конечно, согласился. Евстахий тогда не ревновал ее так сильно, как сейчас (хотя в те времена сорокалетняя Антонина была настоящей красоткой, а теперь стала старушкой!), а о переписке жены с мальчиком-волшебником вообще знал с самого их знакомства.
— Конечно, как настоящие орденцы мы должны поддерживать детей-волшебников, — сказал он. — Горжусь тобой, Тонечка! Я и не думал, что ты все еще ему отвечаешь. Больше двадцати лет аккуратно писать — должно быть, довольно скучно было.
— Да нет, у него интересные письма, — покачала она головой. — Хоть и короткие. Наверное, это ему скучно читать мои многотомники! Я постоянно лью воду, ты же знаешь.
— По-моему, это твое преимущество, — он поцеловал ее руку. — Без тебя мои статьи были бы куда более сухими!
Антонина оценила комплимент.
Тот месяц в Снифоре ей запомнился чуть ли не как второй медовый. Работали студенты бойко, находок было много, и Евстахий обычно прекращал работу на самой площадке задолго до обеда, чтобы по жаре студенты описали найденное в кондиционированном помещении местной школы. Стас договорился о проживании там, потому что не верил в романтику палаточного быта и вообще всегда старался устроить своих подопечных с максимальным комфортом. Пока студенты работали, Стас мог, пользуясь своим положением, оставить их под присмотром ассистентов и заняться своими собственными делами — как он сам говорил, «библиотечными исследованиями». А что, Антонина ведь работала библиотекарем!
Так что до обеда Антонина с десятилетней Машей шли купаться, потом домой — отдохнуть самое жаркое время, а потом после обеда — гулять вместе с Евстахием. Он показывал им самые любопытные местечки в Снифоре с точки зрения историка. Антонине было интересно, Маше — скучно, и она быстро выторговала у родителей разрешение проводить послеобеденные часы либо дома за компьютером (дочь была разумной и они ей доверяли), либо в гостях у новой подружки, с которой она познакомилась на пляже. Та жила в доме с садиком и собственным бассейном, где девчонки плескались до изумления. Тоня и Стас посмеивались над дочерью — как можно предпочесть бассейн, когда рядом море! — но на самом деле радовались возможности провести вдвоем столько времени.
Ужинали обычно в кафе, ели виноград и жареную рыбу, пили молодое вино и воду с лимонным соком и базиликом, которую жители Снифора почему-то предпочитали нормальному лимонаду, потом возвращались домой — обычно за пару часов до того, как прибегала от подруги Машка… С того отдыха Антонина привезла третью беременность. Жаль, что не удалось доносить до конца срока.
Смеющийся Жнец прилетел к ним недели через две этого неспешного существования. Просто постучался в дверь как-то в самые жаркие часы: адрес ему Тоня написала.
Дверь открыла Антонина.
— Простите, вы… Тоня? — нерешительно спросил он.
Антонина его едва узнала. Он, конечно, не мог измениться после инициации — но ведь с момента их знакомства до этой инициации прошел почти год, а в предподростковом возрасте год порой меняет ребенка почти до неузнаваемости. У нее смутно остался в голове облик очень аккуратного длинноногого белокурого мальчишки с карими глазами. И вроде бы набор элементов тот же, но облик складывался совсем другой! Тогда Аркадий показался ей очень радостным, аж лучистым. Теперь он выглядел собранным и строгим, так и хотелось переодеть его из белой рубашечки и серых коротких брюк чуть ниже колена в костюм-тройку. Или в камуфляж.
«Ему сорок лет, так же, как тебе, — напомнила себе Антонина. — Разумеется, он выглядит серьезным!»