— Да нет же. Ты зайдешь к нему в кафе между четырьмя и пятью часами, когда там нет ни души, и проучишь мерзавца. Трезвонить он не станет. Или можешь дождаться его на улице, когда он будет выходить, часов в десять вечера. Во всяком случае, это должно произойти как можно скорее. Договорились?
— Договорились, — пролепетал Журдан.
— И не церемонься с ним. Врежь как следует, чтоб знал наших.
— Да-да.
Когда Журдан ушел, Генё почувствовал угрызения совести и чуть было не окликнул учителя, собираясь сказать, чтобы он не принимал это дело всерьез. Но, поразмыслив, решил, что Журдану будет полезно немного потомиться. Обогатившись подобным опытом, он научится рассуждать с большей осторожностью и скромностью, не говоря уже о том, что за свое злостное упрямство в истории с Рошаром он вполне заслужил наказание.
За столом у Аршамбо царила нервозность. Инженер воздерживался от упреков, но не скрывал тревоги.
— Вот вам и подтверждение того, что вы не застрахованы от неприятного сюрприза. Надо вести такой образ жизни, в котором ничего не было бы оставлено на волю случая.
Делько готов был обеими руками подписаться под этими мудрыми словами. Он страдал от того, что приносит Аршамбо столько беспокойства, к тому же ему было за что упрекнуть себя и в другом плане. Днем он едва не злоупотребил расположением к нему госпожи Аршамбо. Они были одни и сидели друг против друга в столовой. Она говорила о предстоящем летнем отдыхе в Перигоре и, строя планы относительно того, как они поедут туда все вместе, включая и Максима, взяла его за руку, называя при этом «мой малыш», «мое дорогое дитя». Едва не поддавшись искушению, он воззвал к своей совести. Движимый чувством долга перед Аршамбо за все, что тот для него сделал, он сумел найти в себе силы убрать руку, но тут госпожа Аршамбо, сгорая от нетерпения, вскочила и погрузила его голову в свой бюст, приговаривая:
« I 1у-пу, будьте же благоразумны, мой мальчик. Вам слишком долго пришлось воздерживаться, я понимаю, как это мучи-гслыю». К счастью, звук шагов в коридоре возвестил о приходе I Ibcpa. Делько был выпущен на волю.
В общем, — заключил инженер, — лучше всего устано-нить жесткий распорядок и строго его придерживаться.
Взяв из рук Мари-Анн омлет с картошкой, госпожа Ар-шимбо положила себе и, перед тем как пустить блюдо по кругу, навалила в тарелку Делько такую огромную порцию, ЧТО 011 стал |фаснее помидора. Пьер, которому по заведенному порядку полагалось брать последним, провожал блюдо с омлетом тревожным взглядом. Благодаря отменному аппети-гу его всегда очень живо интересовали вопросы, связанные с ПИЩОЙ, а особенно с ее количеством. При виде непомерной доли омлета, доставшейся постороннему, сердце его наполнилось горечью и злостью.
XIX
В «Золотом яблоке» Журдан набрасывал перед учениками своего первого класса общую картину французской литературы 18-го столетия. Уроки французского в эти последние модели перед экзаменом проходили в форме собеседований, а которые он старался вместить всю программу, пройденную ча год,-
«Золотое яблоко» стало самым большим кафе в Блемоне г того дня, как «Националь», располагавшийся на противоположной стороне перекрестка, рухнул под бомбами. Пролом гоиатый зал украшали большие зеркальные панно, а даль-иий угол, отделенный от остальной части заведения перегородкой, наполовину не достигавшей потолка, представлял собой довольно укромное местечко, где обитые зеленым шелком стены и обтянутые красным плюшем банкетки выминали претензию на изысканность. Поговаривали — без особой, правда, убежденности, — что немецкие офицеры ус i раивали тут ночные оргии в обществе хозяйки, которую, кстати, в день Освобождения остригли наголо. В этом не-большом салоне только-только хватало места для Журдана и его двенадцати учеников, но как раз ограниченность пространства и комфорт создавали благоприятную для обучения и i мосферу интимности.
Вопреки своей привычке прохаживаться между двумя ря-шми банкеток Журдан вел урок, сидя за своим столиком и упершись руками в столешницу белого мрамора. Вид у него был отсутствующий. Обычно, когда изучалась одна из дорогих его сердцу тем — как, например, сегодняшняя, об энциклопедистах, — взор его воспламенялся, в голосе звучали горячность и напор, взбадривавшие аудиторию, но сейчас все куда-то подевалось. Лишь изредка, при упоминании о Руссо или Дидро, к нему на миг возвращался былой задор, но так же быстро и улетучивался. Ученики, от которых не ускользнула рассеянность, а может быть, усталость учителя, слушали его менее внимательно, чем обычно, и отвлекались на свои дела. Самым непоседливым учитель добавил в наказание по четыре внеурочных часа, но позабыл отметить в журнале. Впрочем, учеников эти внеурочные часы не особенно пугали. Они протекали по четвергам с утра в «Коммерции» или «Прогрессе» под наблюдением классного надзирателя, который потягивал вместе с хозяином белое вино, и наказанным разрешалось угощать всех присутствующих.