Но тут снова вмешалась Хава. И тогда город наводнили сплетни: единственная дочь наместника неверна своему избраннику.
Когда злые языки нашептали об этом Ишди-Харрану, он пришел в ярость, с боем ворвался в дом наместника, ранив несколько слуг, пробился на женскую половину, чтобы потребовать от Мары объяснений. Каково же было его изумление, когда вместо возлюбленной к нему вышел Ашшур-ахи-кар.
Бывшие друзья, да, да, с этой самой минуты уже бывшие, схватились на мечах, стали ожесточенно драться, ранили друг друга, переломали мебель, перепугали слуг и непременно поубивали бы друг друга, не вмешайся внутренняя стража.
Разбирательством занимался Арад-бел-ит, всегда благоволивший к Ашшур-ахи-кару.
— А что тут поделаешь, — посмеиваясь, сказал принц наместнику Ниневии, — как ни жаль дорогого рабсака, а придется его казнить, если уж он обесчестил твою дочь. Но с другой стороны — мы оба можем сделать вид, что ничего не произошло, если ты объявишь о свадьбе Ашшур-ахи-кара и твоей Мары. Разве так ты не спасешь свою семью от позора?
Так все и вышло. Ишди-Харрана пощадили, чтобы не омрачать праздник молодым.
Давно в Ниневии не было такой богатой и многолюдной свадьбы…
— Скажи, а он до сих носит тебя на руках? — пытала подругу Элишва.
Мара горделиво вскинула свою красивую головку и, не скрывая удовольствия, тихо с придыханием сказала:
— Да…
Потом она и вовсе перешла на шепот, словно хотела поделиться чем-то тайным:
— Ты не поверишь, как будто и не было этих шести месяцев! Как будто мы познакомились только вчера!.. Не проходит и дня, чтобы он не признавался мне в любви снова и снова. Я так счастлива, так счастлива…
Маре вдруг стало так неловко за это искреннее проявление радости, что она вздохнула полной грудью и замолчала.
— Как же я тебе завидую, — откровенно сказала Элишва с затаенной грустью в глазах.
— Ну же! Что ты, глупышка! — очень живо откликнулась Мара на перемену в настроении подруги. — Все у тебя будет. И муж, и семья, и много-много детей...
— Думаешь?
— Конечно… Лучше расскажи, как там твой… сотник, кажется…
— Нинурта, — краснея, напомнила Элишва.
— Да, да Нинурта. Он все еще тебя домогается?
— Не говори так, — совсем смутилась девушка.
— Так да или нет? В последний раз, когда мы виделись, ты говорила, что он вернулся. Сколько же его не было в Ниневии?
— Почти год.
— А что рассказывал, где был?
— Отшучивался все время…
— Ага! Вот ты и попалась! — рассмеялась Мара. — Значит, видитесь тайно, болтаете и небось целуетесь!
— Он хочет просить у Мар-Зайи согласия на брак со мной, — вдруг выпалила Элишва.
Мара от неожиданности даже потеряла дар речи. Потом, собравшись с мыслями, осторожно заметила:
— С твоим положением ты вправе выбрать себе жениха и богаче, и моложе… Все-таки он тебе в отцы годится.
Элишву эти слова ничуть не обидели:
— Ты не понимаешь. Ты ведь любишь своего Ашшура… А мне… очень дорог Нинурта. Ты бы видела, как он со мной обходится! Пылинки с меня сдувает. Насмотреться не может. Мне никого, кроме него, и не надо.
— Допустим, но ты же понимаешь, что Мар-Зайя на это не пойдет. Кто он — и кто Нинурта. Мар-шипри-ша-шарри — и простой сотник.
— Не знаю, я тоже ему так сказала, но Нинурта почему-то уверен, что мой брат ему не откажет.
В день отъезда Ашхен Син-аххе-риб встретился с Арад-бел-итом.
Весь этот год отец не желал видеть сына, запрещал покидать Ниневию, доклады принимал через Набу-шур-уцура. И вдруг гнев сменился на милость, хотя, казалось, для этого не было особых причин.
Син-аххе-риб принял Арад-бел-ита во время утренней прогулки по дворцовому парку, по-весеннему утопающему в розовом и белом цвету.
Принц появился в сопровождении четырех стражников, у него отобрали меч, бесцеремонно обыскали, чего раньше никогда не было. После этого царь жестом приказал своим телохранителям удалиться и оглянулся на верного Чору:
— Будь поблизости.
Постельничий поклонился, отступил за деревья.
Наконец они остались вдвоем. Отец и сын. Родная кровь. Та самая кровь, которую они едва не пролили в смертельной схватке. Однако пока последняя черта не была пройдена, в обоих все еще жила любовь.
Пристальный взгляд Син-аххе-риба не смутил Арад-бел-ита, не заставил опустить глаза.