Кара оглянулась на киммерийца, увидела, что он почти нагнал ее, сделала над собой последнее усилие, рванулась вперед, сумела-таки ускользнуть от вытянутых рук… и тут же подвернула ногу. Падая, Кара разбила колено и разодрала до крови лицо.
Эрик потянул колдунью за волосы, сказал сквозь зубы: «А лечить меня все равно придется», — и ударил ее кулаком, отчего она потеряла сознание.
Подошли остальные. Ахаз приложил правую руку к сердцу и поклонился одному из бедуинов, который выделялся среди прочих и ростом, и габаритами. Эрик посмотрел на него с любопытством, глаза показались ему знакомыми.
— Я тебя знаю? — дерзко спросил киммериец.
Бедуин молча опустил платок, скрывавший лицо. Эрик, никак не ожидавший увидеть здесь Набу-шур-уцура, застыл с открытым ртом.
— Забудь, что ты меня видел, если хочешь жить. Мой приезд в Хаттусу никак не связан с царем Теушпой. Поможешь вывезти эту колдунью из города, — приказал рабсак.
Эрик протолкнул комок в горле.
— Как пожелает мой господин.
Нести старуху на руках через весь город не решились.
— Ахаз, ступай за повозкой. Спрячем нашу колдунью под хворостом, так и выберемся. А Эрик проведет нас через Львиные ворота, чтобы никто не пристал.
Пока ждали Ахаза, пленница пришла в себя.
Набу, которому не терпелось допросить Кару, присел рядом с ней, начал задавать вопросы:
— Кто тебе заплатил за убийство наместника и его жены?
— Дурак ты, хоть и сановник, — бесстрашно ответила старуха. — Зачем мне его убивать? Недоглядела, вот и случилась беда.
Набу сдвинул брови, на скулах заходили желваки.
— Это правда, что у иной колдуньи семь жизней бывает?
Кара не испугалась, нашла в себе силы улыбнуться:
— Убьешь меня — и погибнешь страшной смертью.
— Убить тебя? О нет. Я позабочусь о том, чтобы этого не случилось. Я так долго тебя искал не для того, чтобы запытать до смерти. Когда мы вернемся в Ассирию, тебя бросят в яму с нечистотами, но каждый раз, когда ты будешь возвращаться туда после допроса, эта яма будет казаться тебе самым чудесным местом на земле, родным домом.
Старуха только усмехнулась.
— Вот тебе мой ответ! — зашипела она и плюнула Набу в лицо. — Проклинаю тебя! Весь твой род проклинаю! Твоих детей! Твою жену! Ты похоронил их в тот момент, когда поднял на меня руку! Всех вас проклинаю! Всех!!!
— Заткните ей рот! — побледнев, приказал Набу.
Приказ взялся исполнить Эрик, который был, кажется, напуган больше других. Но заталкивая старухе в рот кляп, киммериец незаметно сунул ей в руку нож.
Вернулся Ахаз. Убитого спрятали неподалеку в заброшенном бараке и после этого тронулись в путь. Поехали через рынок, все еще людный несмотря на то, что день катился к закату. Набу-шур-уцур сел за спиной у Ахаза. Остальные шли за повозкой.
— Помогите! Это ассирийцы! Это лазутчики! — неожиданно закричала Кара, избавившись от кляпа.
Люди стали останавливаться, оглядываться, не понимая, откуда доносятся призывы о помощи.
Один из ассирийцев вынужден был приподнять хворост, чтобы заставить Кару молчать.
И тут же отпрянул от повозки и завертелся волчком: старуха, освободившись от пут, ударила его ножом в глаз.
Набу ударил Кару по голове сапогом, свернул нос, выбил из рук оружие.
Но она продолжала вопить:
— Это ассирийцы! Ассирийские лазутчики!
Толпа к этому времени уже обступила повозку, стала напирать. Лошади остановились. Ахаз кричал, чтобы его пропустили, дали дорогу, но в ответ полетели камни. Один из них попал в раненого ассирийца, разбил ему голову, поставил на колени.
Второго подручного Набу кто-то ударил палкой. Он выхватил меч и с замаха рассек кому-то лицо. Однако люди, увидев кровь одного из своих, разозлились еще больше.
Меньше всего опасаться за свою жизнь стоило Эрику: по его одежде было видно, что он киммериец, и никто не посмел бы причинить ему вред.
— Гони! Гони же! — призывал Набу, с трудом отбиваясь от наседавшей толпы.
Ахаз бросил вожжи и пошел сам прокладывать дорогу.
Несколько самых проворных горожан вытащили из повозки окровавленную старуху.
— Это Кара! — прокатилось по толпе. — Они хотели похитить нашу Кару! Они вырезали ее семью! Убийцы! Звери! Это ассирийцы! Смерть ассирийцам! Смерть!
— Какой я ассириец?! — пытался перекричать народ Ахаз. — Вы же меня знаете! Я Ахаз! У меня здесь постоялый двор неподалеку!
Как будто кто-то его слушал…
— Смерть! Смерть ассирийцам!
В толпе засверкали ножи. Однако большинство дало волю чувствам: ассирийцев били камнями, руками, ногами — казалось, только так ярость может найти выход.