Еще осталось чуток дооформить предварительный макияж, на скорую руку сделанный после умывания, и хоть — в Голливуд. Ну, если не в Голливуд, то в ближайший продмаг — запросто.
Туда Рита и отправилась за нехитрым и, прямо скажем, довольно скудным провиантом — хлебом, овощами, лапшой, крупой, а также — кефиром. Другое же, которое повкусней, колбаску, копчености, мясо и даже более-менее съедобную рыбу, они могли позволить себе редко. Потому что работал один Алешечка, зато Ромка в таком как раз возрасте был, что на нем и горело все, как на огне. И рос он, как Ванько Бздунько — мальчик из малоизвестной украинской сказки, которую Рите в раннем детстве только однажды поведала прабабушка-хохлушка и то не до конца — отец случайно услышал да так разволновался, будто цензор ЦК. Быстро, в общем, мальчик рос.
Конечно, у Ромки были бабушка с дедушкой, и они сознавали свой долг или, может быть, свой крест. Но, во-первых, недавно вдруг таинственным образом перестало существовать охранное предприятие, дававшее Ритиному отцу пусть не большой, но стабильный и необременительный заработок. А он-то, бывший водитель-дальнобойщик, наживший за тридцать с лишним лет полный комплект профзаболеваний да отвращение к романтике автодорог, очень надеялся не только до пенсии тихо досидеть, но и, это была его любимая шутка, «однажды погибнуть на боевом посту». В смысле, помереть от старости, не изведав того лиха, какое с некоторых пор выпадает на долю почти каждого пенсионера по причине обидной для человека и постыдной для государства пенсии. И вот за пять лет до этой самой пенсии работу потерял. Мать же изо всех сил цеплялась за традиционно скудно оплачиваемую службу в одной мелкой муниципальной конторе, которой отдала всю жизнь, цеплялась, потому что и малое содержание в условиях перманентных сокращений требовало все больших усилий, иначе можно было вылететь с работы заодно с мужем и так же до пенсии не дотянув.
А во-вторых, Ритины предки, хотя и существенно меньше, чем Алешечкины, тоже не одобряли «гражданский брак» своих детей, упорно именовали его «связью». Спасибо, что, по примеру Алешечкиных, не добавляли к слову «связь» прилагательное «порочная». Тогда как «те» — непременно да с праведным огнем в очах.
Впрочем, «те» в момент знакомства, от которого Рита однажды не убереглась, наговорили ей много и других слов, в сравнении с которыми «порочная связь» — теплый весенний ветерок. Счастье, что «глаголом жечь сердца людей», притом в исключительно метафорическом смысле, дано лишь немногим из смертных, а то не только Ритино сердце, но и вся она давно превратилась бы в щепотку пепла. Однако совсем не в метафорическом смысле намеревались эти люди привлечь Риту к уголовной ответственности. И привлекли б, если б единственный сын их не объявил им какой-то жуткий ультиматум. После чего только и отступились. Может — временно.
Понятно, что если бы Ромка вдруг однажды нечаянно или ради прикола обмолвился, назвав Алешечкиных родителей «дедушкой-бабушкой», кого-то из двоих или даже обоих сразу «кондрашка» хватила б. Тем более понятно, что рассчитывать на какое-либо сочувствие с этой стороны Рите с Ромкой не приходилось.
Более того, даже самому Алешечке надеяться на помощь родителей не приходилось, ибо они рассуждали, в общем-то, вполне традиционно: «Чем хуже — тем лучше». И были уже близки к полной, притом окончательной, победе в этой «позиционной» войне за единственного сыночка, потому что, даже ни разу не переступив порог этой квартиры, наверняка в достаточном объеме владели информацией о состоянии здоровья ненавистной…
А тут любой желающий может вставить хоть по отдельности, хоть совокупно все ругательные существительные женского рода вплоть до самых непечатных, и не ошибется, поскольку словарь Алешечкиных предков, особенно матери, был чрезвычайно богат и был не по разу использован весь…
А Ритина пенсия инвалида второй группы — и с этим ничегошеньки нельзя было поделать — целиком уходила на нее саму. Не на наряды и косметику — об этом неприлично даже и говорить, ибо Рита, с тех пор как с Алешечкой стала жить, самой ничтожной тряпички себе купить не посмела — а на нее опять же, на болезнь, которую, самое главное, ни вылечить, ни даже приостановить никакими медикаментами нельзя, но лишь страдания облегчить слегка. Слава богу, хоть основной препарат бесплатно дают, и хватает все же пока денег на не основные, а то б — как ни страшно, как ни противно даже думать — только в петлю. Но, может быть, это все же придется сделать — суметь бы лишь момент правильно определить…