Мне невыгодно тотально «выжимать» Залесье. Ни прямо, нагибая шантажом бояр, ни косвенно — подталкивая к этому Андрея. Залесье — мой наиболее удобный источник сырья и рабочей силы, мой будущий рынок сбыта. Лучше — чтобы процветало. Понятно, что будут всякие ситуации… или — персонажи… или — эпизоды. Но глобально: пусть им будет хорошо. Тогда и мне на Стрелке будет легче.
Какие добрые, мудрые мысли бродят в моей головушке… Будто я знаю ответы на все вопросы. А вот будет ли где мыслишкам прогуляться, удержится ли голова на плечах после встречи с Андреем…
Не бригантина — швербот. А так — всё правильно.
Глава 396
— Иване, я вот не пойму. Там, в торбах — вещички её. А вот в мешке… Это что ж? Ты за то золотое блюдо из липы — такие деньжищи выторговал?! Ты уж просвети неразумного. Или оно и вправду — золотое? Или как?
Николай пребывает в глубоком смущении. Для него это важно: у нас ещё несколько таких тарелок есть. В какую цену их выставлять?
— Нет, Николай. Блюдо мы отдали даром. Без серебра. Но в каждом приличном доме есть свой э… костяк в э… ларце. Вот Горох и заплатил. Не за блюдо — за услугу. Чтобы мы тот костяк… — не трясли. Не гремели им. К твоим делам, к ценам — никакого отношения. Ты просто денюжку оприходуй, мы её после на полезное чего-нибудь потратим.
— Да уж… С тобой в походы ходить… Все люди дорогой серебро тратят, а ты наоборот — набираешь. И как оно у тебя слаживается… Ладно, другое дело. Вот идём мы лодейкой. А имячко у ней есть? Сам же сказывал, что приличная лодия должна иметь имя собственное.
— Ты прав. Надо назвать как-то. А давай спросим. Эй, капитан. Как судно твоё звать-величать?
Тринадцатилетний капитан удивлённо уставился на нас.
Обычно лодии не имеют имён собственных. Называют — как здесь женщин — по хозяину: Иванова, Петрова. По возрасту: старая, новая. По размеру: большая, малая.
Но в стычке с ушкуйниками прозвучало собственное название ушкуя. Возможно, воспринятая новогородцами где-то на Балтике манера. Я как-то рассказывал мальчишкам о таком обычае, они запомнили.
Прежде не было времени, да и казалось неважным. А тут, видимо, молодята настропалили Николая.
— А давай… А назовём лодейку «Ласточка»! Уж она быстрая, да поворотливая, да лёгонькая… Будто касатка деревенская!
Опять у меня от местных — мозги клинит. Какая связь между китом-убийцей и деревенской птахой?! В какой деревне зубатые киты из-под амбарных стрех выпархивают?! У нас на Стрелке много разных диковинок есть, но летающие, «лёгкие да поворотливые», киты в 10 метров длиной и 8 тонн весом… Может, я чего пропустил?
К счастью, прежде чем извилины в моём мозгу заплелись в очередной морской беседочный узел типа булинь, вспомнился Некрасов:
Касатик, касатушка — ласковое слово, употребляемое русскими женщинами в отношении их детей. К китам — никакого отношения не имеет. Это сравнение с ласточкой-касаткой. Которую так называют из-за формы хвоста.
— Не, не похоже. Касатка сверху сине-чёрная. А тут чёрное — снизу. А сверху-то — белое.
При смолении корпуса мы активно использовали дёготь. Он чёрный. А вот для палубы шла более светлая живица. Да и паруса — белые, некрашеные.
Выбор имени для корабля — дело серьёзное. «Корабль начинается с имени» — русская морская мудрость.
«Вот назвали бы не „Титаник“, а „Говно“, глядишь, всё бы и обошлось».
Викинги для своих кораблей использовали имена зверские: «Большой зубр», «Великий змей», «Рыжая рысь»…
Поэт говорит о драккаре: «Рыжая и ражая рысь морская рыскала».
Сдвинувшиеся на католицизме иберийцы — любили названия «духовные»: «Санта Мария де ла Виктория» («Победоносная Святая Мария»), «Санкти Эспиритус» («Святой Дух»).
Наши тоже отметились:
«На вопрос — Кто едет? — капитан должен назвать имя своего корабля и потому так странно слышать, что едет „Святая Елена“ или „Зачатие Святой Анны“».